Железяка и Баламут
Шрифт:
Железяка резко, по-строевому крутанулся на девяносто градусов, громко сказал: «Врешь, гад!», разумея неизвестно кого, и, чеканя шаг, отправился домой.
Пытать Кота.
Потому что был теперь уверен: все дело в нем, черном паразите и мерзопакостнике, притворяющемся забавной безобидной домашней зверюшкой, которой нравится, когда ей чешут брюхо. Теперь Железяка точно знал, что Кот действует на него каким-то адским психотронным галлюциногенным излучением. Нет, не то чтобы он всерьез уверовал в нечистую силу и посланцев ада. Но, нервно разражаясь мысленным хохотом, Железяка строил теории – одну занимательнее другой: об инопланетянах, желающих захватить Землю, о патологическом
Чего они на самом деле добивались? Железяка вспомнил лифт, который хотел убить его, но не убил. Простая мысль поразила его: то, что не существует реально, – бессмертно.
Железяка не хотел никакого бессмертия, тем паче такого. Для чего ему навязывают это? Но другие, возможно, хотят. И возможно, их много. Очень много. Кто-то занялся исполнением их желания.
Котяра сам по себе ничего не значит. Он инструмент. Отмычка к мозгам объекта воздействия. Но если подходить к делу с умом, то и отмычку можно вскрыть, покопаться в ее внутренностях. Может, какая информация и накапает.
И никакой жалости к мерзавцу. Беспощадная твердость, волевая непреклонность.
Сим победиши.
Но придя домой и обыскав квартиру, Железяка сперва подумал, что Кот учуял неладное и заблаговременно смылся. Предварительно насвинячив: поганец перевернул на кухне свою миску с водой – устроил море разливанное; там же откуда-то спер целлофановую упаковку спагетти, хорошо, нераспечатанную, и выволок в коридор, изрядно пожевав; пол в ванной был убелен тонким сугробиком стирального порошка; ну а гостиную украшали газетные хлопья, усыпавшие ковер новогодним конфетти.
Железяка на погром внимания не обращал – в поисках изверга рыскал по комнатам с маниакальным блеском в глазах. Найти и обезвредить. Взять живым и замочить в сортире. На меньшее не согласен.
После получасовых изысканий, когда в голове билось мухой о стекло радостно-недоверчивое и облегченно-сожалеющее «Неужели сбежал?… Неужели свобода?!» – Кот был обнаружен мирно дрыхнущим. И где бы вы думали? В пластмассовом зеленом ведерке, что на балконе стояло с незапамятных времен, никому не мешало, но и пользы не приносило. Даже «бандиты» им не заинтересовывались. А хвостатому подошло в самый раз – нужный размерчик оказался.
Железяка, увидев сию пасторальную картинку, едва не растрогался, но вовремя вспомнил о своей миссии, посуровел и за шкирку извлек зверюгу из люльки. Зверюга спросонья издала хриплое вяканье и подергала лапками. Железяка с ношей в вытянутой вперед руке вернулся в комнату. И тут обнаружил, что не имеет внятного плана предстоящего мероприятия. Чем и как производить допрос с пристрастием? Он понял, что до сих пор действовал под влиянием импульса, тогда как необходимы были трезвый расчет и холодная голова.
Однако в этот момент раздался звонок в дверь, и трезвый расчет пришлось на время отложить. Железяка пошел открывать, чертыхаясь, и по дороге упрятал кота в коридорный шкафчик, плотно прижав дверцу. Опасался он не столько бегства арестованного, сколько того, что его увидит кто-нибудь посторонний. Железяка никому не хотел показывать Кота. Можно даже сказать, стеснялся. Кот причинял ему боль, душевную боль, а она в наши просвещенные времена зачислена в разряд стыдных явлений, подлежащих искоренению руками психиатров. Что-то среднее между психопатией, мазохизмом и паранойей. Обнаружить перед посторонним кота было равносильно тому, чтоб признаться во всех этих грехах. Но посторонние не имеют привычки отпускать грехи, скорее наоборот – у них в обычае анафемствовать. Так что Железяка подпер створку шкафа для верности ботинком и открыл дверь.
За ней стоял совершенный незнакомец, пижонски одетый в подтяжки и шляпу. Железяка не успел ни о чем осведомиться, как незнакомец подвесил в воздухе загадочную фразу: «Настал срок вспоминать и действовать, Странник» и шагнул без приглашения в квартиру, отстранив Железякину руку. Впрочем, вежливо, хотя и с возмутительной самонадеянностью. Железяка немножко обалдел от высокоштильной и в высшей степени неуместной реплики и ничего не предпринял, чтобы удержать пришельца от вторжения, как будто фраза обладала гипнотическим воздействием. Он только растерянно и совсем глупо спросил:
– Когда настал?
Признаться, он даже чуть-чуть струхнул, предположив, что это наконец явили себя они, таинственные, могущественные и коварные хозяева Кота, и что сейчас за него, видимо, возьмутся всерьез, а до этого были только цветочки. Вот они, ягодки, – в подтяжках и шляпе, с подозрительно оттопыривающимся карманом штанов и с отрешенной, если не сказать одержимой, серьезностью в откровенно породистом лице.
Незнакомец не обратил на его вопрос никакого внимания. Снял шляпу, закинул ее на крючок в стенном шкафу (рядом, за дверцей томился Кот) и обернулся к Железяке. Пристально оглядел с головы до ног. Железяка готов поклясться был, что мысленно тот похмыкивает, и уже хотел разразиться гневным: «Что все это значит, прах побери?» – но незнакомец снова его упредил. Он вдруг опустился на колено и прижал руку к сердцу.
– Вижу истинного сына Оси и склоняюсь пред ним. – И в подтверждение слов уронил подбородок на грудь.
Железяка опять ничего не понял, только автоматически прихлопнул дверь квартиры, чтобы кто с лестницы невзначай не ухватил дикую, варварски-дремучую сцену.
– Э-э… а кого… э-э… я вижу? – спросил он, пытаясь угадать в госте психа.
Пришелец легко поднялся с колена.
– Моя персона для Орту не имеет значения. Я только посланец, который должен принести Весть.
– Может, для арты и не имеет, а для меня имеет. Вы кто и что вам нужно? – Железяка был раздражен не на шутку.
Незнакомец, нисколько не растеряв самоуверенности, молча огляделся и вдруг решительно перешел к делу:
– Есть разговор. Сядем где-нибудь? Не волнуйся, пока я здесь, ничего не случится. Ничего из того, что было.
Железяка дернулся, как от удара в челюсть. Хотя и был готов к такому повороту, угадывал его, но все-таки вылетел в кювет – подтверждались сумасшедшие теории насчет зомбёров. Ах, как не хотелось ему, чтобы они подтверждались!