Желтая акация
Шрифт:
Куда деваться? Отнес и отдал.
— Ну, что тебе сказала Нина Ивановна?
Гиляр, не удержавшись, засмеялся:
— Что с вами, женщинами, сделаешь: вы всегда заодно! Печатай вторую.
С черноплодным пасленом было немного иначе. Дело в том, что если липу действительно все хорошо знают, так черноплодный паслен никогда такой популярностью именно в Белоруссии не пользовался. Наоборот, родители, бывало, предостерегали детей: «Не ешьте их! Смрад какой-то! Какие-то собачьи ягоды!» Ну и не ели. Хватало вкусных ягод и без него: смородина, малина, ежевика, костяника, земляника, клубника, калина, рябина, голубика, черника, брусника, клюква… Да и это еще не все: крыжовник, боярышник, терн. Кому он нужен, тот черный
Возможно, что те сорта черноплодного паслена, которые являются туземными у нас, и имеют в себе что-нибудь отрицательное. Речь идет о сортах, распространенных на востоке Советского Союза — от Урала до Амура, из которых выведены новые культурные, высококачественные сорта. Там их издавна используют вовсю: едят сырыми, варят варенье, начиняют пироги и пирожки. Попробуй напиши про него коротко, да еще так, чтоб заинтересовать им людей.
Сымон Жук поработал много. Сперва он прочитал несколько журналов и книг, в которых рассказано про ягоды этого ценного растения.
Книги дала ему Нина Ивановна. Прежде всего — «Полезные растения Западной Сибири». В журнале «Советская ботаника» Сымон прочитал статью профессора В. В. Иванова про историю самого растения. В журнале «Природа» — статью профессора В. Н. Ржавицина с анализом полезных качеств. А тут еще, совсем неожиданно для себя, прочитал книгу про египетские пирамиды [2] , в которой нашел нечто совершенно необыкновенное.
Оказывается, был когда-то в Египте фараон Тутанхамон. Приблизительно три тысячи лет тому назад он умер. Его похоронили в гробнице, которую нашли и вскрыли совсем недавно. И что бы вы думали? Когда ученые прошли через все покои этой величественной подземной гробницы, когда дошли до самого последнего и открыли его, то увидели там неимоверные сокровища: золото, изделия из золота и драгоценных камней.
2
К. Керам. Боги, гробницы. Москва, 1960, стр. 192.
Вместе с тем в сказочной фараоновой гробнице поверх всех драгоценностей ученые увидели венок из простых цветов: из васильков, мандрагоры и черного паслена. Даже краски на этих цветах сохранились, не поблекли. Будто свидетельствовали эти простые цветы через тысячелетия нам, потомкам, что богатство, золото — суета одна, а цветы вечны и обновляются из поколения в поколение.
Припомнил он слова народной песни, использованные Максимом Богдановичем в своем произведении:
Не найти цветочка Краше василечка!Вспомнил стихи многих белорусских поэтов про этот цветок. Особенно внимательно прочитал стихотворение Максима Лужанина, написанное им в Германии в конце Отечественной войны:
Да, жил я в стороне чужой, средь языка совсем чужого, и был я счастлив всей душой, когда родное слышал слово. А если тех родимых слов не находил вдали от дома, тогда деревьев и цветов искал я близких и знакомых. Я слушал шорохи в ветвях, когда по-нашему шумели, и письма слал на облаках, которые в мой край летели. Но что напрасно обходить чужие пышные долины, они не могут заменить моей страны цветочек синий. Пускай он сорная трава… Мой василек! Я, не жалея, тебя из поля вырывал, из сердца вырвать не умею. В узор на поясках родных вошел ты, вечный, неизменный, сроднился с песнею ткачих и с их работой вдохновенной.Сымон вспомнил о том, что написано про этот цветок: из него готовят лекарство, им промывают глаза, чтоб они яснее были.
Корень мандрагоры, пока не стал известен женьшень, на протяжении тысячелетий был «корнем жизни». Значит, и этот вопрос для Сымона стал ясным.
Но черный паслен? Почему же он был положен в гробницу фараона Тутанхамона вместе с васильками и мандрагорой?
«Значит, — думал так Сымон, — еще три тысячи триста лет тому назад черный паслен имел какое-то важное значение для людей, имел такие качества, каких мы досконально не знаем до сего времени».
А какое значение? Что в нем ценного?
Вот теперь попробуй, Сымон Жук, ученик восьмого класса Ботяновской средней школы, написать в заметке про черный паслен так, чтоб это было понятно, интересно и чтобы люди начали сажать его.
Как он ни старался — переписывал раза три, — как ни сжимал, но заметка вышла великовата. Вручая ее Зосе, он сказал:
— Знаешь, Зося, хотел написать как можно короче, но не получается.
Зося прочитала. Покачала головой, подала Роману Карповичу. Тот сразу сказал:
— Не лезет в рамку!
Стал читать. Задумался. Кто его знает, о чем он подумал, но сказал Зосе одно:
— Заметку и в журнал не стыдно послать. Смотри, Зося, сама. Может, что-нибудь другое сократим? Интересно написано. И ценные сведения собраны.
Зося подумала, взяла карандаш и… (Сымон даже глаза закрыл) вычеркнула вступительные рассуждения, потом сняла концовку.
— Сымон! Не обижайся. Вступление повторяет то, что сказано в нашей передовице. Концовка — будто отгадка на загадку:
Бегала лиска Возле леса близко. Ни стежки, ни дорожки, Только золотые рожки.Загадка? Да. Очень красивая. Дай людям подумать. Пускай проследят весь путь этой лиски, пускай некоторые ошибутся — другие поправят. А ты что делаешь? Сразу — бряк: «Молния!» И вся красота пропала. Никому не интересно рисовать в своем воображении всю ту картину: как она бегает, какие у нее рожки. Так вот и у тебя, в твоей статье. Пускай люди сами, прочитав, подумают и скажут: «Такое интересное растение, такие ценные у него свойства. Надо достать семян, посадить, вырастить, попробовать». Одним словом, твою «отгадку» — вон! Не торгуйся, Сымонка, не спорь!
Сымон засмеялся:
— Зосенька! Разве я торгуюсь? Я тебе сразу сказал, что у меня короче не выходит. Только и всего.
Сымон Васильевич улыбался и думал:
«Лучше, чем квалифицированный редактор объясняет! Мне самому, когда я послал когда-то свое стихотворение в редакцию, ответили: „Не пойдет. Пишите лучше прозой“. А когда попробовал послать маленький рассказ, ответили: „Не пойдет. Пишите лучше стихами, так легче!“ Выходит: „И так сгинул, и так пропал“. Больше я ничего не писал ни прозой, ни стихами. Теперь бы, наверно, прошел: в некоторых произведениях сотня мудрецов не сможет понять, где стихи, а где проза. Но теперь уже поздно».