Желтая акация
Шрифт:
Приняв приказы, маршалы садятся на коней и со своими адъютантами отъезжают ставить полки на указанные места.
Наполеону остается одно: сидеть на барабане с подзорною трубою, время от времени поглядывать через нее на дымовые облака и ждать сообщений-реляций об итогах сражений. За эти итоги более всего — своими головами — отвечали солдаты…
Если разобраться как следует, так обязанности и хлопоты Зои Кирилловны по расположению своей армии перед походом на чествование лещины были несравненно более сложными и трудными.
Ее маршалы, они же и адъютанты, без всяких
Это — ученики старших классов, комсомольцы, которые должны были следить за порядком в классах-отрядах. В большинстве девчата, потому что хлопцы, по каким-то непонятным причинам, уклонялись от таких обязанностей. Но при расстановке октябрят (в особенности) и пионеров (частично) помощники оказывались недостаточно авторитетными. Все непременно обращались к пионервожатой:
— Зоя Кирилловна! Он меня толкает…
— Зоя Кирилловна! Он меня за косы дергает…
— Зоя Кирилловна! Он говорит, что мою лещину поломает…
— Зоя… Зоя… Зоя…
Если бы кто подсчитал, сколько раз было названо ее имя в это утро, так, кажется, было б не меньше, чем тысячу и один раз.
И эта смуглая, черноглазая, стройная девушка, с красным галстуком на шее, с комсомольским значком над сердцем, поспевала всюду, отвечала на тысячу и один вопрос.
— Мы все друзья. Мы идем делать общее дело. А ты его толкаешь…
— Весь лес наш, колхозный, народный. Весь лещевник, каждая лещинка наша…
— На вас смотрят малыши, с вас будут брать пример. А какой же пример вы показываете?..
Наконец школа выстроилась по номерам классов: первый, второй… И так, по очереди, все остальные.
Правда, вперед вышел оркестр с блестящими, позолоченными трубами, трубочками и свирелями. А впереди — красный флаг.
Как только оркестр занял свое место, к Зое Кирилловне начали подходить по очереди ее помощники — адъютанты — и рапортовать: «Первый класс к походу готов!», «Второй — готов!..»
Нина Ивановна стояла рядом с пионервожатой и только улыбалась, глядя на шустрых, веселых и шаловливых школьников. У многих старшеклассников были при себе лопаты, у некоторых топоры или пилы.
Малыши проснулись на восходе солнца и не позавтракали: никак не могли есть от возбуждения. Пришлось успокоить матерей — в лес выедет школьный буфет.
Было воскресенье. Детей вышли проводить почти все матери, даже отцы. Собрались все учителя, но они в лес не пошли. Пошел, кроме Нины Ивановны, один директор.
Когда матери, и особенно бабушки, смотрели на своих счастливых детей, как много вспоминалось им тогда.
— Посмотри, какой порядок у них!
— С музыкой пойдут!
— Рыбонька моя, отчего же нашим деткам не жить! Такой радости дождались…
— Меня, когда-то, маленькую, разбудят… Спать хочется, а мама-покойница… Разве она меня не жалела? «Никак ты не выспишься! А гуси в ярину пошли. Телушка в рожь побежала!..» Да как жиганет меня кнутом по ногам! Не нужен и твой оркестр — бежишь да как труба медная голосишь…
Да только
Наконец Зоя Кирилловна подала команду:
— Орлята, в поход!
И ударил оркестр во все трубы, гусли и свирели:
Эй, орлята! Шире крылья! Взвейтесь выше в битве ярой…Музыку на эти слова Янки Купалы написал композитор-самоучка — он же руководитель школьного оркестра и хора, — Микола Лапушинский.
Весь хор подпевал оркестру:
Серп и молот нам, отважным, Доля даровала, Чтоб отныне сила в каждом Богатырской стала…Эхо катилось далеко — и к родным хатам, и к могиле отца нашей поэзии Янки Купалы. Если бы он был жив, если б услышал эти напевы, как бы он обрадовался и, конечно же, не прогневался бы за то, что «вам» и «вас» они переиначили на «нам» и «нас».
В каждой армии бывает свой арьергард. У ботяновских школьников таким арьергардом были неорганизованные дети лет по шесть-семь, которых никакая сила не могла бы удержать дома. Они обежали деревню огородами, украдкой стояли у заборов, а когда школа вышла на дорогу, присоединились к ней и создали таким образом этот самый арьергард. Было с ними не менее десятка псов, как у древних воинов, которые не могли остаться дома без своих маленьких хозяев. Среди псов были лохматые и гладкие, черные и белые, рябые и пестрые, рыжие — Бобики, Тузики, Рябчики, и как только их не назвала досужая детская фантазия.
В перерывах шла дискуссия:
— Прогонят или не прогонят нас?..
— Разрешат или не разрешат помогать?..
— А не осталось ли там прошлогодних орехов?..
— А что, если повстречается медведь?..
Задавались и более серьезные вопросы:
— Ты отдашь мне синюю пуговицу или я должен ее силой отнять?
Предстояло пройти немногим более километра, а шли очень долго.
Но вот и лес.
Вот она, партизанская поляна, вокруг которой стоят, как колонны дивного старинного храма, великаны дубы. От них и начинается лещевник. Между двух дубов, под величавым шатром, растет красивая, разлапистая лещина. Она первая на этой поляне, как хозяйка у порога гостеприимного лесного дома.
Оркестр расположился близ дубов. Трубы наготове. Школа выстроилась буквой «П» перед лещиной. Девушки набросали на лещину разноцветных лент, вырезанных из бумаги и склеенных ими накануне.
Сымон Васильевич сказал несколько слов:
— Мы начинаем свой «праздник лещины». Докажем же добросовестной работой, что мы стоим доброго слова, что мы можем не только давать обещания, но и выполнять их. В добрый час!
Ну, а Зоя Кирилловна, эта смуглая, эта черноглазая девушка Зоя?
Когда мы в самом начале вспомнили про Наполеона, говоря о Зое Кирилловне, у некоторых читателей на устах появилась если не саркастическая, то, наверно, скептическая улыбка.