«Желтая смерть»
Шрифт:
— Война с нашей стороны начинается маневренная, а вот противник может рассчитывать только на свои ноги, да перевозку рокадными железными дорогами. И на велосипеды с автомобилями, но последних мало. А с конницей у немцев здесь туго, и взять ее им просто негде.
Здесь Ренненкампф нисколько не ошибался, потому что знал — десяток кавалерийских дивизий отправлен на западный фронт, одна оставлена в Восточной Пруссии, и это вся отдельная конница. Полсотни полков распределены по корпусам из расчета два эскадрона на дивизию. Плюс сотню эскадронов мобилизуют для ландвера, и это все что будет у германской армии, и не одной пикой больше.
Просто поголовье лошадей несопоставимо — в России свыше 37 млн. голов, из них почти 23 млн. в рабочем возрасте, в Германии 6,5 млн., из них «работников» 4,6
Так что маневренность войск вне сети железных дорог для противника невозможно, нет в германских дивизиях большого обоза, боекомплект один только, тот, что в орудийных передках и запряжном ящике лежит, и те патроны, что сам солдат в ранце носит. От бесперебойной поставки боеприпасов зависит успех или неудача в сражении, потому немцы не по своей воле в позиционную войну влезли — коней катастрофически не хватало.
Какая тут кавалерия — при развертывании огромных, многомиллионных армий, лошади нужны в первую очередь для растущей артиллерии и обозов, возить нужно артиллерийские системы и повозки, руками далеко не оттащишь, да и солдат замордуешь. Конь хрупок, и как тягловая сила ненадежен — спину потер, ногу повредил и хана. В бою тем более — шрапнель и пули лошадей в первую очередь поражают — слишком купные мишени. Вот почему в позиционной войне конница практически исчезла — при насыщенности фронта пушками и пулеметами кавалерия сошла со сцены, причем согнувшись в три погибели в окопе, а не с гордо поднятой головой.
Но это для Западного фронта, а вот на востоке ситуация иная — огромные пространства, сплошной фронт не вытянешь, везде будут прорехи, куда легко можно будет целыми кавдивизиями вваливаться. Железных дорог мало, хороших гравийных совсем нет, одни проселки, что во время дождя становятся порой непроходимыми для техники, даже для Т-34.
Потому на русских просторах в гражданскую войну две Конные армии красные сформировали, хотя те меньше нынешнего кавкорпуса. И в Великую Отечественную войну, особенно в сорок первом, когда танковые армады были разбиты, не от хорошей жизни сформировали восемь десятков конных дивизий. Хоть какие-то маневренные соединения нужны были до отчаянности. Недаром зимой 1941–1942 годов кавалерийские корпуса Доватора и Белова себя в снегах под Москвой неплохо показали, на горе вермахту, с его танками, автомашинами и обилием пулеметов.
Именно такую конницу создавал великий князь Николай Николаевич, по «советскому образцу», с пушками и пулеметами, усиленную «мотострелками» на повозках. Только танков не имелось, если не считать бронеавтомобилей, но те только при гвардии. И такое положение не исправить даже в отдаленной перспективе, хотя сделано неимоверно много. Целых три автомобильных завода в Риге, Петербурге и недавно открытый в Москве, гнали «Руссо-Балт» в различных вариантах. И большими по нынешним отечественным меркам партиями — несколько штук в день. За год выпускали столько же, как один ГАЗ гнал за неделю в годы другой, более страшной войны…
Велико было потрясение вермахта в декабре 1941 года, когда в снегах замерли танки и автомобили. А казаки генерала Доватора вот так «гуляли» по их тылам. Именно конница зимой 1942 года и была главной маневренной силой РККА — и дошла в конечном итоге до Эльбы.
Глава 20
— Была безделица, сейчас начнется настоящее дело!
Командир 3-го кавалерийского корпуса граф Федор Артурович Келлер
Всего семь против двенадцати, ведь бригада выступила в неполном составе, передав драгунам пулеметный эскадрон без одного взвода с двумя «максимами», и весь конно-саперный эскадрон. А командир Одесского уланского полка полковник Данилов отправил 4-й эскадрон «ездоков», к главным силам дивизии, на прикрытие конного артиллерийского дивизиона, что гвоздил позиции австрийской пехоты, стараясь сбить заслон, что преградил путь к Кракову русской коннице.
Там бой шел чудовищный, грохотало страшно. Обе драгунские бригады, с двумя егерскими батальонами и дивизионной артиллерией, под командованием командира 10-й кавалерийской дивизии генерал-майора Ванновского пытались опрокинуть главные силы австрийской 4-й кавалерийской дивизии генерала Зарембы — два полка конницы 1-й бригады, поддержанных полнокровным пехотным полком с двумя дивизионами артиллерии.
И справа уже доносилась орудийная стрельба — три полка австрийской пехоты сошлись в отчаянном сражении с русской стрелковой бригадой, авангардом 4-й дивизии генерал-майора Деникина, которую перебросили железной дорогой. И выгружались стрелки вечером, когда было только получено сообщение о том, что Германия объявила войну России. И сделали за ночь марш, в два с половиной десятка верст, с ходу вступив в бой.
Вот только вряд ли австрийцы устоят — к вечеру подойдет вторая бригада стрелков, а с фланга зайдет 3-я Оренбургская казачья дивизия, что торопится на рысях к границе, благо из Келец казаки вышли вчера утром. С подходом главных сил корпуса противник будет опрокинут, в этом у командующего не было сомнений.
Осталось только одно — терпеливо дождаться начала заката яркого сейчас солнца, лицезрение которого для многих воинов станет последним. Но что тут поделаешь — война без потерь не бывает!
— Три часа потерпеть можно, — фыркнул Келлер, утерев лоб платком, было довольно жарко — 21 июля по православному календарю, или 2-е августа по европейскому счету. Еще сутки с начала войны с Германией не прошли, но в Петербурге должны объявить войну Австро-Венгерской империи. Если этого столичные сановники не сделали, то выйдет презабавный карамболь, курьез немыслимый. Он, согласно присяге, выполняя приказ генерала от кавалерии Ренненкампфа, начал боевые действия против формально не воюющего против России государства. Но данное наступление предусмотрены предвоенными планами Главного управления Генерального Штаба, и никаких отменяющих приказ распоряжений не поступало.
— К черту казуистику дипломатов, — неожиданно взъярился граф, — австрийцы напали на сербов, германцы на нас — наши враги действуют союзно и согласованно. Пусть потом на «Певчем мосту» наши сановники разбираются, кто первый начал! У меня приказ взять Краков, и я им овладею!
На широкой груди высокого и физически крепкого 57-ми летнего генерала звякнули друг об друга два знака отличия Военного ордена. Федор Артурович получил их за храбрость в боях с турками, тогда еще вольноопределяющимся в рядах лейб-драгунского Московского полка. Затем всю жизнь прослужил в коннице, не обучаясь не только в академиях, но и в военном училище — выдержал экзамен в Тверском юнкерском училище на чин прапорщика. И началась долгая служба строевиком, менялись только полки — Клястицкий гусарский, затем Лубенский, Вознесенский и Харьковский драгунские, которые к счастью снова стали уланскими, пусть только наполовину — вторая так и осталась драгунской. Затем стал командиром Александрийского драгунского в Калише, снова ставшим гусарским. Там на него покушались поляки, от взрыва бомбы получил контузию и сорок осколков в ногу — осталась хромота. Но «гусары смерти», которыми он командовал, гордились им по праву — смелого полковника не запугали польские убийцы.