Жемчужница
Шрифт:
— Х-хочу, — шепнул он, подавшись вперёд и прикасаясь губами к губам Лави.
Это было совсем легкое, суховато-горячее прикосновение, но от него тритона словно подбросило. Он сам подался к охнувшему от такого напора юноше и, приподняв его над полом, посадил на столешницу. Потому что сидя на своем высоком серьезном столе, заваленном манускриптами и исписанными пергаментами, Вайзли был выше, чем когда просто стоял на полу, и не надо было особенно к нему наклоняться. И это было ужасно трогательно, на самом деле, хотя сам Камелот, наверное,
Лави свое слово сдержал. Сказал — научит целоваться, значит, так тому и быть. Он оперся рукой на столешницу, надвинулся на юношу — и теперь гладил его по щеке, наслаждаясь тем, как невозможно близко к нему тот находится, как шумно выдыхает, как сияет глазами. Он хотел засмущать его вконец, до ворчания и ругани, и исцеловать всего-всего.
Наверное, это была накопившаяся за годы привязанность?
Впрочем, не только к одному Вайзли. Просто… если в отношении Аланы Лави стеснялся этого (потому что еще недавно вел себя как последний ублюдок), а в отношении Тики боялся показаться нюней, то Вайзли, он же… словом, он — совершенно другое дело. Он и так знал о многом из того, чего Лави никому больше не доверял, поэтому лишняя доза нежности вряд ли его покоробит или оттолкнет.
…и уж точно не заставит считать Лави ребенком, нет.
— Ну что ты… — Вайзли ошеломленно хохотнул, когда тритон снова полез к нему целоваться, и вытянул шею. — Ну как ребенок, а?..
Лави закатил глаза. Вот надо же, как будто проклял.
— Еще раз так скажешь, — заявил он прищурившись, — я тебе столько засосов понаставлю, что они неделю сходить будут, ясно?
Вайзли тут попытался отшатнуться от него, дёрнувшись в сторону, но Лави держал крепко, не позволив даже и двинуться, отчего юноша раскраснелся, смущённо зажмурившись, и соблазнительно (для парня теперь, видимо, все его движения казались донельзя соблазнительными, о дракон) поджал чуть опухшую нижнюю губу, задушено выдохнув:
— З-засосы?.. Н-но… ты же… — замер он, коротко вдохнув и втянув голову в плечи, словно бы стремясь спрятать свою шею, и зажмурился с таким видом, словно не знал, куда себя деть.
Лави удовлетворённо кивнул, улыбнувшись, и мягко коснулся лбом лба юноши, чувствуя, как его дыхание опаляет ему и без того горящие губы.
— Маленький неопытный девственник, — довольно пропел парень, с удовольствием наблюдая, как на эти слова Вайзли, дуясь, возмущенно вскидывается и сердито щурит глаза.
— У тебя будто опыта так много, ба-абник, — в тон ему протянул он, отчаянно краснея, но все равно вновь неумело целуя в губы. Тритон охотно ответил, пригвождая дерзеца к столу и втягивая его драконову нижнюю губу в рот, и моментально ощутил, как все напрягается и сладко скручивается внизу живота.
Так, как ни с одной девушкой никогда не было.
— Да уж побольше, чем у тебя, — ухмыльнулся он, когда чуть отстранился. Вайзли загнанно дышал и смотрел на него как на чудо или сбывшийся сон.
Лави облизнулся,
Кажется, первая волна смущения схлынула, и теперь все возвращается на свои места. И можно будет целовать Вайзли когда хочется и как хочется — он будет ворчать и обнимать, позволять дремать на своих коленях и шумно втягивать носом воздух в ответ на каждое прикосновение.
Однако Вайзли облизнулся — и вдруг крепко обнял его, утыкаясь носом в грудь и тихо произнося:
— Я тебя люблю, понял? — он проговаривал каждое слово очень четко — как будто хоть и боялся, но очень хотел быть услышанным, и Лави, конечно же, спрятал нос в его волосах, обнимая юношу в ответ и гладя по спине.
— Взаимно, — негромко хмыкнул он ему в макушку.
Кажется, осмысленного разговора сегодня уже не состоится, да?..
Впрочем, стоило воспользоваться выпавшим случаем ввернуть свой вопрос ради того, чтобы прийти в итоге к тому, что происходит с ними сейчас.
========== Двадцать четвертая волна ==========
Манта его дёрнул отправиться в город рано утром, вот правда, теперь Тики даже жалел об этом, потому что Изу, семенящий рядом с ним и еле поспевающий за широким шагом взрослого мужчины (хотя какой ты взрослый, идиот? Вспыльчивый мальчишка, вот и все), иногда всё же срывался на глубокий зевок, заставляя ругать себя за такую несдержанность и порывистость.
Ну правда, разве мог этот браслет сбежать от него, приди он чуть позже? В полдень, например, дав малышу выспаться и отойти от вчерашнего шока, отдохнуть, в конце-то концов.
Тики разочарованно покачал головой, бросив на мальчика очередной короткий взгляд, и вздохнул, перекатывая в кармане между пальцев шелковый мешочек, в котором мягко позвякивал тонкими звеньями обручальный браслет.
Изу, конечно, ничего ему не высказал, даже не жаловался — он вообще, кажется, не спал, когда Тики пришёл к нему рано утром (солнце ещё едва-едва встало), а потому с радостью согласился направиться в город, где только-только открывались первые лавки. Так что, наверное, это было даже и хорошо, что мужчина прихватил с собой мальчика: как-никак, и помощника себе в непростом выборе нашёл, и от своих мучительным, как видно, дум отвлёк.
Но то, что Изу всё равно иногда широко зевал, заставляло виновато поджимать губы и уверять себя в том, что до покоев осталось уже немного: императорский дворец смыкался над ними величественными арками.
Всё было ещё погружено в сонную тишину, и даже солнечные лучи, окрашивающие стены в мягкие оранжевые и желтые оттенки, казалось, лениво отсвечивали в стёклах. Интересно, они с такой же леностью сейчас прятались в серебрящихся волосах Аланы?..
Тики взволнованно вздохнул, вновь вспомнив о своей горячо любимой зазнобе, и покачал головой.