Жена-беглянка
Шрифт:
— Ладно, три минуты, — выдал Эдмунд, — и стреляю ему в живот!
Клацанье клавиш на секунду прекратилось, Мерсер скосил глаза на Мэта. Ему, наверно, и не видно толком из-за огромного стола…
Я тоже посмотрела, не удержалась.
И встретилась с Мэтом взглядом!
Чуть не заорала.
Его глаза под полуопущенными веками казались почти чёрными, но блестели живо и осмысленно. Настойчивые движения зрачков снова и снова указывали куда-то в сторону стола. Или под стол?..
Лишь с третьего раза я разглядела суб-самострел у массивной ножки. Мэту до него было рукой подать. Привстать, потянуться — и подать.
Но Эдмунд заметит малейшую попытку…
Мэт не двигался. Только беззвучно шевелил губами, глядя мне в лицо.
На первом курсе у нас были занятия по артикуляции, однако меня в филологи готовили, а не в тайные агенты. Это чурилы умеют читать по губам.
Что ты хочешь сказать, Мэт? Я не понимаю!
Паника накатила и схлынула, включился рабочий режим, в мозгу прояснилось.
Мэту нужен самострел, и Мэт может его взять. Если кто-то отвлечёт внимание…
Точно! Он буквально выписывал губами, по буквам: "о-т-в-л-е-к-и".
Но как?
Как?!
Я пружиной взвилась на ноги, на ходу прихватив с пола бутылку, и со всей силы шарахнула её о стену.
А потом издала пронзительный вопль человека, сорвавшегося со сто двенадцатого этажа.
Надо было прятаться, но я застыла на месте, сжимая "розочку" в мокрой ладони.
В кабинете возня?
Показалось?
Суб-самострел бьёт беззвучно…
Я закусила кулак. По стене пенной кляксой стекало игристое. В ушах колоколом гудела кровь. Шли секунды. Одна, две, три…
Да пропади всё пропадом!
Я не таясь шагнула под арку.
Диспозиция в кабинете разительно переменилась. Мэт стоял позади стола, живой и на вид невредимый. А Эдмунд лежал. Правда, не на полу, а на столе — должно быть, в прошлый раз понравилось. Мэт опять крутил ему руки, при этом Эдмунд скулил, как щенок, которому прищепили лапу. Мерсер сидел — отъехав на стуле к самому окну.
Больше я ничего рассмотреть не успела.
Из коридора донеслись голоса, шум…
— Симона, сюда!
Мэт одной рукой вздёрнул своего пленника на ноги, другой приставил суб-самострел к его виску. Мерсер подобрал оружие Эдмунда.
Так мы и встретили вошедших. За баррикадой стола, Мэт — прикрываясь Эдмундом, как живым щитом, а я… Меня без разговоров спрятал за свою медвежью спину Мерсер Даймер.
Белинду я узнала по голосу и с опаской выглянула из-под локтя главы концерна как раз в тот момент, когда красавица влетела в кабинет, в волнении рассказывая о наших с Мэтом преступных делах, о нападении на её мальчика и убийстве мужа. Да-да, убийстве! Подлом и коварном.
Вот, значит, как Эдмунд собирался поступить с человеком, который всю жизнь считал его сыном…
Заметив Мерсера, Белинда осеклась на полуслове. Её сопровождающие, пятеро здоровенных лбов с боевыми суб-шокерами в руках, тоже застыли, таращась на воскресшего шефа и всю нашу компанию.
— Мерсер, дорогой, ты жив! — нашлась госпожа Даймер.
Такая нежная, слабая и любящая, она устремилась навстречу супругу…
— Кеттенхунд! — прорычал "дорогой". — Задержите эту женщину. И этого… щенка Эдмунда.
Люди Мерсера были слишком хорошо вымуштрованы, чтобы колебаться и задавать вопросы. Если кто-то из них состоял в сговоре с Эдом, сейчас он предпочёл об этом забыть. Напрасно Белинда разыгрывала представление под классическим названием "Оскорблённая невинность". Сердца под чёрными костюмами остались глухи к мольбам прекрасной дамы.
Эдмунд не выдержал:
— Мама, прекрати.
— Ты дурак, Эд! — она вздёрнула подбородок, вмиг оставив притворство.
Вернее, сменив одну маску на другую.
Свергнутая королева. Хрупкая лилия в клыках мастиффов…
— Пройдёмте, госпожа Даймер, — сказал мастифф по фамилии Кеттенхунд, твёрдо держа её за плечо.
Эдмунда уволокли следом безо всякого почтения.
— У-у! Осторожней, бараны, у меня рука прострелена! — неслось из приёмной под стук решительных шагов.
Полминуты, и всё стихло.
— Отец, без полиции обойтись не получится, — негромко сказал Мэт. — Я вызову наших людей. Они подъедут тихо, без мигалок, а потом передадут задержанных Управлению безопасности.
Джеландия держалась на больших концернах. Преступления против членов первых семей считались делом государственным, и занималась ими особая служба.
Мерсер Даймер медленно склонил голову — словно вековой дуб согнулся.
В таком положении и стоял, пока Мэт договаривался с коллегами.
Но едва с этим было закончено, глава концерна сделал шаг вперёд. Выдавил тяжело, будто стену сдвинул без бульдозера:
— Сын.
И умолк.
Наверное, это означало: "Прости, если сможешь, я безмерно виноват перед тобой. Спасибо, что спас меня и концерн". Во всяком случае, хотелось верить, что господин Даймер имел в виду именно это.
Нельзя требовать от него раскаяния и душевных излияний прямо сейчас. Его мир только что рухнул, а жизнь перевернулась.
Мэт ответил вымученной улыбкой:
— Отец.
Его лицо заливала восковая бледность, на висках бисером блестел пот, и моё терпение лопнуло. Потом поговорят!
Я подошла вплотную, бережно ощупала его плечи, грудь, нырнула руками под пиджак. Мэт вздрогнул, а мои ладони ощутили горячую влагу.
— Ты всё-таки ранен, и молчишь?!
— Ерунда. Царапина, — отмахнулся он.