Жена-беглянка
Шрифт:
В тот же миг пол ушёл из-под ног.
Гости ахнули.
Думаю, со стороны это выглядело красиво: пара, увитая спиралями огней, кружась, словно в танце, медленно воспаряет ввысь. Надо будет потом посмотреть записи с хроникальных суб-аппаратов. Перед глазами проплывал то лежащий внизу зелёный остров, то бескрайний водный простор в бликах и дымке — берегов даже с высоты было не разглядеть.
Я чувствовала себя невесомой. Страха не было. Нас несла колдовская сила Лиама, но внутри жила уверенность, что мы не упадём, не можем упасть, пока глядим друг другу в лицо и не размыкаем рук. Наверное это и есть истинная магия. Не знаю, какой видел меня Мэт. Мне чудилось, что он весь лучится светом. В солнечных глазах сверкали искры изумруда, янтаря, сердолика; всё растворялось в этом тёплом ласковом мерцании — и озеро, и остров, и столы с гостями, и я сама…
Когда мы опустились на площадку под горячие аплодисменты гостей, наши руки оказались стянуты золотистой лентой. Лента обернулась парой змеек, которые разделились, обвив наши предплечья — Мэт сбросил пиджак и закатал рукав рубашки, чтобы показать всем витиеватый, играющий в свете дня узор.
Лиам говорил, что "метки" ничего не значат и исчезнут завтра к утру. Мы втроём придумали церемонию буквально на коленке, скомпоновав обрывки старинных ритуалов и популярные мотивы из фильмов и книг.
Никаких клятв и красивых слов.
Только тихое, глаза в глаза:
— Я люблю тебя, Симона.
— Я люблю тебя, Мэт.
Будто мы одни на свете.
И долгий поцелуй.
От обычая, связанного с букетом невесты, мы отказываться не стали. Стараниями Лиама в моих руках оказался толстенький пучок белых фиалок, таких свежих и милых, что стало жаль с ними расставаться. Но я повернулась спиной, бросила — и была вознаграждена радостным девичьим взвизгом.
Сюзанна, пунцовая от корней волос до выреза светло-голубого платья, прижимала букетик к груди.
— Фиалки, — лепетала она смущённо и счастливо. — Нежность, чистота и невинность…
Мы с Мэтом переглянулись, сдерживая смех, и я тихонько спросила:
— Помнишь, в Бежене ты оставил мне крокусы? Полгода умираю от любопытства… Что ты хотел этим сказать?
— Эм-м… Вообще-то я просто думал сделать тебе приятное. Но если пофантазировать… Что ты нежна и прекрасна, как эти цветы? Нет, гораздо прекраснее.
— На языке цветов, я имею в виду.
— Что я любовь всей твоей жизни? Нет? Не угадал? Быть не может… Честно, Симона, никогда не интересовался такими вещами. Помню, это были самые красивые и необычные цветы в лавке. С ними что-то не так?
— Я тебе потом расскажу, — пообещала коварно, покосившись на Сюзанну.
Первой нас поспешила поздравить мама, сияющая, как само счастье. Вдруг она воскликнула:
— Симона, какое чудесное колье! Мэт, это изумительно, вы такой молодец!
Холодок на шее, лёгкая тяжесть на груди… Вместо шероховатых изгибов тесьмы пальцы ощутили скользкие твёрдые грани. Откуда?!
Моё суб-кольцо умело создавать зеркало. Трюк съедал уйму энергии, но сейчас я не удержалась: плёнка амальгамы, затянувшая воздух, отразила моё потрясённое лицо, белую ткань платья, а на ней — нечто ажурное, сверкающее. В первый миг подумалось, что это тесьма волей Лиама превратилась в алмазы. Но нет — узор, соединяющий чистые, как роса, камни в звёздное кружево, был иным. А вид Мэта, довольный до крайности, говорил, что в сотворении этого чуда Лиам выступил лишь посредником.
Одна часть меня кричала: "Зачем? Это безумие! Расточительство!" — другая замирала в немом восторге. Колье лежало на воздушном шифоне, будто созданное специально для этого платья… для меня. И на обнажённой коже наверняка будет смотреться не хуже.
— Мэт, это…
— Старая добрая джеландская традиция, — проворковал он, склоняясь к моему уху.
Ах так? Я слегка отстранилась, заглянула в нахальные солнечные глаза, а потом прильнула к его губам. Не сомневаясь, что заставлю кровь в жилах мужа гореть огнём — ярче всех бриллиантов, горячее пожара. И пусть только посмеет сказать, что я не умею целоваться!
А гости… Их дело — смотреть и завидовать.
Наконец все расселись, и в крохотной вазе на каждом столе появилось по цветку апельсинового дерева. Лиам раскланялся в ответ на удивлённые возгласы. Может, ему и нравилось жить отшельником, но свой дар он демонстрировал с удовольствием, а восхищение принимал как должное.
Надо будет как-нибудь приехать и поболтать с ним хорошенько.
Когда будет время.
Осенью я собиралась поступать на историю магии. Но перед этим стоило пройти курсы по управлению благотворительными организациями…
— Мы так за тебя рады, — тихо сказала мама. — За вас обоих.
Она перевела сияющий взгляд на Мэта и смахнула с ресниц слезинку.
— Простите, это от радости.
За нашим столом собрались только ближайшие родственники. Исключение — Лизетт Трой, личная помощница Мерсера Даймера. Вот уже десять лет эта стройная черноволосая женщина с алконостом в душе проводила рядом с отцом Мэта по десять часов в день, без выходных и отпусков. Мерсер сам говорил, что без неё как без рук, а то и без головы. Но мы посадили их вместе не только потому, что лишить концерн "Даймер" головы, даже на сутки — преступление против Джеландии.
— Она в него влюблена, — сказала я Мэту на первый или второй день нашей совместной "работы".
Лизетт не позволяла себе никаких вольностей, но только слепой не заметил бы, как она смотрит на шефа, когда думает, что этого никто не видит.
— Он знает, — пожал плечами Мэт.
Красавицей Лизетт не назовёшь, и ей уже тридцать семь, а как обмолвился однажды Мерсер, "найти хорошего помощника труднее, чем хорошую жену". Но Святое Облако, можно же совмещать, в конце концов! И хватит уже бегать за юными трепетными феями.
Пусть Мерсер посмотрит на Лизетт в открытом платье и со сводницей Синеглазкой на коленях. Потанцует, погуляет в романтической обстановке…
— Хотел поздравить вас в узком кругу. И вручить по случаю, — Даймер-старший, одетый в безукоризненный светлый костюм, положил передо мной папку с эмблемой концерна. У меня ёкнуло в печёнках. — Три процента, как обещал.
Это было выторгованное Мэтом "в-третьих". Совсем, на мой взгляд, не обязательное, даже немного пугающее, но… приятное. Пакет акций на моё имя. Чтобы была обеспечена на все случаи жизни. И чтобы стала совсем-совсем Даймер. Каждая акция — десять голосов, как у всех членов семьи.