Жена без срока годности
Шрифт:
— Поужинаем в городе? — предложил он, не я.
Я просто согласилась. Тут же. Есть действительно хотелось. Очень сильно. Мой первый самолёт вылетел ранним утром, поэтому этой ночью я толком не спала. Возможно, нынешние круги под глазами вызвали у Сунила вопрос о сне.
У меня вопросов к нему не было. Следом за погодой и вздохами, что мы попали в Европу в безвременье, клумбы отцвели, рождественские огоньки не зажгли, Сунил завел свою старую песню о главном — Индии и как хорошо в стране индийской жить.
— Я подписала контракт, забыл? — не забыла
— Марина, почему ты меня не слушаешь? — обиделся он на мое замечание в голос.
— Потому что ты повторяешься. Я не поеду в Индию. Я не прониклась индийской культурой и не умею абстрагироваться от балагана, как ты. И вообще… Нам есть, о чем поговорить, кроме Индии. Об Элис.
Мы ужинали в обычном ресторане средней руки, а потом присоединились с пивом в руках к толпе на лавочке в парке, чтобы насладиться уличной трансляцией классической музыки. Можно было помолчать о важном, поставить беседу на паузу до трамвайчика.
— Она взрослый человек…
Сунил отмахнулся от меня, как только я позволила себе намекнуть, что ребенок на самом деле очень хочет его увидеть.
— Не надо додумывать то, чего нет…
— Да кто додумывает! Знаешь, есть выражение, у кого что болит, тот о том и говорит. Не мне, так никому… Поэтому она и требует от меня и от брата, чтобы мы не встречались с тобой.
— Ты хочешь послать ей селфи или что?
Я привалилась к окну — мне захотелось вообще отсесть прямо на улицу: ну как можно быть настолько тупым! Вместе водили ребенка в школу, он даже сумел убедить Элис надевать куртку зимой и не носить, как другие девочки, резиновые сапоги на босу ногу. А чувствовать человеческий холод так и не научился, что ли?
— Марина, что ты хочешь? — не унимался Сунил.
И я не стала юлить с ответом:
— Ничего. От тебя я не хочу ничего.
— Обиделась, — констатировал он таким тоном, которым обычно ставят на человеке крест.
— На правду, если только, — продолжала я смотреть на свое отражение в стекле, стараясь не замечать его за своей спиной, весь этот фон. — Мне казалось, что ты более чувствительный, что ли… Нет, тебе нравится подход государства. До восемнадцати чихнуть нельзя без подписи родителей, а через день можно дать автомат в руки, ну а алкоголь нет — только в двадцать один, а то вдруг что…
— К чему ты это все сказала?
— Да ни к чему…
— Ты говорить со мной будешь? Нормально?
Пришлось повернуться — знала, что насильно не развернет меня к себе, теперь я подпирала спиной угол сиденья.
— Твоя дочь обозлилась на тебя, потому что ты решил, что с ней не обязательно говорить. Ты решил, что у нее своя жизнь, поэтому со своей ты можешь делать, что хочешь. Не сравнивай ее с собой в восемнадцать. Во-первых, ты рос в другом обществе, а во-вторых, каждое последующее поколение более инфантильное, чем их родители. Элис нет восемнадцати, Элис, дай бог, мыслит, как пятнадцатилетняя. То же самое я могу сказать про Алекса. Для них жизнь пока всего лишь попытка играть во взрослого.
— А у нас?
— У нас — попытка играть в независимых от детей взрослых, но это не так. Ты не должен был все бросать и уезжать, даже если тебе этого очень хотелось.
— Жизнь подкинула возможность — я должен был понять, как это… Что это такое, эмиграция в Индию.
— Или как это жить без нас, говори правду…
— Ты ее знаешь.
— А ты знать не хочешь. Отлично! Тебе понравилось, у тебя получилось, а Элис пока не знает, как это жить с папой через океан.
— Она живет на кампусе, не дома. Какая разница, где я… Вот серьезно, Марина. Я готов приехать на праздники. Только в это время Элис может быть дома.
— Она не считает нашу квартиру своим домом. Больше не считает.
— Ты придумала себе то, чего нет.
Отлично — нет так нет. Нет сожаления, оно и не появится. Я уже потратила на одного такого самоуверенного целую неделю!
— Хорошо, я придумала. Если тебе не важно увидеться с дочерью, оставляй все, как есть. Я могу подъехать к ней в универ на чашечку кофе, так что мне Рождество не критично.
— Ты хочешь, чтобы я приехал?
— Не знаю.
— Это тоже ответ.
— Но ты снял дом?
— Я могу все отменить. Или езжайте одни. Я не хочу быть лишним.
— Чего ты ждал от этой встречи?
— Ты предложила приехать.
— Я приехала ради оперы. Ты — ради чего?
— Тебя. Это неправильный ответ? Должен быть другой?
Нам нужно было выходить из трамвая, а потом идти еще два квартала. За это время можно поменять судьбы мира или… Ничего нельзя, мы заперты с ним в четырех стенах на ближайшие несколько дней. Не поругаешься.
— Ты приехал убедить меня поехать в Индию? Этого не будет. Если ты готов вернуться в Калифорнию, мы можем с тобой рассмотреть такой вариант.
— Я же сказал, что не хочу там работать.
— А я хочу. Может, у нас просто нет предмета для диалога, если каждый уперся?
— Уперлась ты. Что тебя там держит, кроме желания урвать еще денег?
— У меня там дети. Пока они не уехали из Калифорнии, я не хочу жить с ними на разных континентах. Такой ответ тебя устраивает?
— Где в этом ответе я?
— А где была я, когда ты решил уехать два года назад? — я не смотрела на него, хотя держала его под руку, но все же следила за каждым своим шагом самостоятельно. — Я осталась там же. Ты пытаешься затащить меня в новую реальность, а мне и в старой хорошо.
— Я предлагаю тебе расширить эту реальность. Отпусти детей и работу. У тебя достаточно денег, чтобы позволить себе реализоваться в чем-то другом.
— В плане?
— Сменить профессию. Ну сколько можно вкалывать по двадцать четыре часа? Выучи профессию, которая тебе интересна. Сейчас ты можешь не смотреть на денежную отдачу, только моральную. Хотя что уж там, небольшой доход к пенсии иметь не так уж и плохо.
— Я получаю моральное удовлетворение на нынешней работе. Я на ней не ради денег…