Жена чудовища
Шрифт:
А если…
Тьяна даже боялась предполагать, что это за «если». Она слишком зависела от Овертины. И теперь ей, как никогда, хотелось исчезнуть куда-нибудь из Нивера, оказаться далеко, там, где никто не найдет. И ее ребенка тоже. Хотя бы пока, на время.
А Валантен?..
Ни одной весточки за эти долгие месяцы. Ничего. И вот…
Она гуляла в парке замка, как обычно, со стражей и компаньонкой, которая, не умолкая, трещала о чем-то. И вдруг увидела, как качнулась ветвь на росшей у дорожки елки. И всмотрелась.
Большой темный
Валантен. Наконец-то. Он здесь, так близко. И встретиться в парке им невозможно, ее ни за что не оставят одну, не выпустят из замка. А в замке — как? В ее покои, кажется, и мышь не проскочит. Но ведь ему столько раз удавалось ходить по замку незамеченным! Когда там не было чужой стражи, конечно.
Но надежда была. Тьяне и хотелось, чтобы он попытался проникнуть к ней, и страшно, что он пойдет на такой риск. Гораздо проще было бы, должно быть, передать записку, может быть, он сделает это?..
Она что-то узнает о нем, так или иначе!
— Что с вами, миледи, — забеспокоилась компаньонка, — вам нехорошо? Вы побледнели!
— Нет-нет, мне хорошо. Я просто устала. Давайте вернемся, и я хочу прилечь.
Слишком жаловаться на самочувствие нельзя, а то еще пришлют лекаря…
Сладкой патокой фальшь от улыбок вокруг, И не ясно, кто враг, кто свидетель, кто друг. Чтоб волненье и страх не могли навредить, В золоченой темнице приходится жить. И ни слова, ни взгляда, ни слуха о нем, Кто стал мужем и суженым, с кем рядом дом, И ребенок родится, не зная отца, И интригам, допросам не видно конца… Размышляй, вспоминая объятий тепло, В вашу жизнь просочилось откуда-то зло, И теперь караулит, готовит удар, И спастись может воля, упрямство и Дар…(Автор стихотворения Татьяна Резникова)
Глава 53. Валантен
Валантен пришел, когда Тьяна успела отчаяться, много раз напомнила себе, какой вокруг нее заслон, и постаралась просто радоваться, что ее муж жив.
Он был жив, был рядом, и они не увидятся — как же несправедливо! Во всем этом столько лжи, что им просто необходимо встретиться и поговорить. Дотронуться. Прижаться. Просто побыть рядом. Почему нельзя?!
Но пусть он лучше не приходит, потому что это опасно. И записок пусть не передает. И пусть покинет Нивер целый и невредимый! Тогда они смогут увидеться потом.
А может, вечером или ночью?..
Но он пришел, когда до заката было еще далеко.
Тьяна была одна, горничную она загодя отправила на кухню с кучей поручений, которых хватило бы до вечера. Сама она лежала на краю кровати, уткнувшись лицом в подушку. И даже не испугалась, когда на ее плечо тихо легла ладонь. Она помнила, как тихо умел двигаться Валантен, и поэтому даже не удивилась, лишь встрепенулась, приподнялась на локте.
— Это ты?!
Потому что еще не до конца верила и боялась обмануться, очень боялась. Это было бы просто жестоко.
— Тин, — он сел на пол перед ней, как нередко делал раньше, осторожно взял за руку.
Кажется, он очень похудел, и его шерсть, там, где не было одежды, казалась не такой гладкой, ровной, лоснящейся, как раньше. Но, конечно, это был именно Валантен Айд.
Его глаза, цвета моря под солнцем. Его такой знакомый прищур… он смотрел напряженно, он беспокоился, боялся. Боялся — ее? Как она его примет?
Она выдернула руку и рванулась к нему, обвила руками за шею.
— Это ты!
— Моя Тин, — он перебрался на кровать и усадил ее к себе на колени, — моя Тин… не плачь, — его горячий язык прошелся по ее щеке.
Она и не заметила, что плачет, просто слезы текли.
Он медленно погладил ее всю, потерся лицом о ее волосы, быстро провел языком за ухом.
— Ты так пахнешь, моя дорогая. Не совсем так, как раньше, но замечательно. Я помнил твой запах все это время, это воспоминание меня с ума сводило. Я всю тебя помнил, — ее рука легла на ее живот, мягко погладила его, и ребенок опять зашевелился.
Он последнее время вообще редко сидел смирно.
— А теперь ты не моя, а его, — тихо сказал он, и опять погладил ее живот, — точнее, пока ты его. Но ничего, я подожду. Тин, моя сладкая, моя самая лучшая, все будет хорошо.
— Поцелуй меня, Валантен, — попросила она.
— Обязательно, — его губы прошлись по ее шее и замерли в вороте платья.
— Нет, не так, — она ладонями повернула к себе его лицо, коснулась губами его губ и закрыла глаза.
Когда-то, сразу после свадьбы, мысль о таком поцелуе с ним вызывала у нее внутренний протест, почти панику. Тонкая и темная, не похожая на человеческую кайма его губ казалась невозможной для того, чтобы целовать. Теперь было иначе.
Этот поцелуй получился осторожным, нежным и долгим. Его нехотя прервал Валантен, и шепнул, напоминая:
— Не искушай меня больше. Ты пока не моя.
— Хорошо, — Тьяна прижалась щекой к его камзолу из тонкой шерсти, и это было не то, чего хотелось.
Хотелось ощутить под щекой его собственную шерсть.
Но она лишь пожаловалась:
— Ты слишком одет! — и провела рукой по мелким пуговкам его камзола, вздохнула.
Он лишь улыбнулся, так, что обнажились клыки. А она напомнила себе, что забывать об осторожности нельзя, и просить его снять камзол и рубашку — чревато. Он ведь может быть вынужден уйти в любую минуту.