Жена депутата
Шрифт:
– Не забывай про нашу договоренность, – напоминает Демид, как будто у меня вообще есть хоть какой-нибудь шанс забыть о ней.
– А когда будет та часть, где ты смотришь на меня влюблёнными глазами и клянешься в любви? – мне хочется его поддеть, но Старостин не тот тип, кого можно легко смутить. Я вижу, как в его глазах играют черти, а сам он легко включается в игру. Обхватывает мое лицо ладонями, притягивает ближе и целует.
У него жёсткие, требовательные губы, они сминают мои, заставляя поддаваться. Когда его язык переплетается с моим, мозг всё-таки капитулирует. Я не понимаю, где
Сопротивляться ему невозможно, да и не хочется.
Надо бы напомнить себе за что именно я его ненавижу, но какое это имеет значение, когда жар его ладоней даже сквозь платье обжигает до самых костей? Я не горю, я сгораю под его напором, теряюсь в кольце рук.
Отвечаю на поцелуй Демида, скольжу пальцами по смуглой коже рук, цепляясь за них, чтобы устоять на месте. Небритость его щек царапает мою нежную кожу, колко и остро. Когда он отступает, я понимаю, что снова могу дышать, но не стоять самостоятельно. Без него холодно, даже в такой жаркий вечер, как сегодня.
В черной глубине глаз Демида невозможно разобрать ни единой эмоции, он слишком серьезен для человека, который только что изображал со мной страсть. Только невозможно так играть, слишком чувственно.
– Идём, – мы снова держимся за руки, как влюбленные, я ловлю на нас взгляды прохожих. Наверняка, у меня сейчас опухшие губы и красное лицо в том месте, где его касалась щетина.
Мы занимаем стол на веранде второго этажа. Стол забронирован, значит, Демид заранее решил сюда приехать. Я кошусь на него, пока он в очередной раз разговаривает по телефону, разглядываю его профиль. Он щурится, смотря на заходящее в водную гладь солнце, сидит вальяжно в кресле, раскинув руки. У него короткие густые ресницы, тяжёлая линия челюсти, которая ничуть его не портит.
Мужская, но не смазливая красота.
За ужином мы преимущественно молчит, вклиниться в череду звонков разговорами почти невозможно, и мне даже становится его жалко, когда стейк перед ним успевает остыть, прежде, чем он доест.
Мне часто приходится общаться с такими людьми, как он, чей телефон, кажется, уже врос в ухо.
Когда, наконец, он выключает его, отшвыривая в сторону, солнце уже окончательно ушло за скайлайн.
– Может, вина? – предлагает, но я качаю головой. Мне и так пьяно рядом с ним, – тогда поехали, познакомлю тебя с прессеком. Он будет курировать мою предвыборную кампанию.
– Что я должна говорить?
– Что любишь меня, – не глядя, произносит Демид, а я чувствую острый укол в сердце.
– А может, мы обсудим детали нашего, – делаю на этом слове акцент, – договора?
– Что именно ты хочешь знать? – наконец, он смотрит на меня, перестав избегать зрительного контакта, – мы заключим с тобой брачный договор, два года проживем вместе, а потом расстанемся. Я помогу тебе уехать из города. За то, что ты изображаешь мою жену, тебе ежемесячно будут приходить деньги на счет, трать их, как вздумается, хочешь – отложи. Сумма нормальная, но незаоблачная. Распишемся на следующей неделе, можешь начать искать свадебное платье, ресторан забронирован. Что еще? – он замолкает ненадолго, после чего добавляет уже
Пальцы сцеплены под столом в замок, чтобы не видно было, как они дрожат. Я не выдерживаю, отворачиваюсь в сторону, ругая себя.
А чего я, собственно, хотела? Нарисовала себе сказку, что ему не все равно.
– Последний вопрос, – выходит глухо, – почему именно я?
Он отвечает после раздумий:
– Это правдоподобно. Удобно. Про наш роман знали нужные люди, а тебе можно доверять.
– Ты уверен? – усмехаюсь. Теперь мне хочется быстрее попасть к себе домой, очередная попытка бегства, которые у меня никогда не выходят. От себя не спрятаться.
– На сто процентов – нет. Но верю больше, чем другим. Но ты можешь считать это компенсацией за то, что я был мудаком, – добавляет Демид неожиданно, и на лице его нет ни тени веселья.
Прессекретарь поджидает нас в холле гостиницы, где Демид снимает номер. Сидит за макбуком, на носу очки, модная прическа, под рукой стакан кофе из Старбакса. Не прессек, а мальчик с Ютуба.
Заметив нас, он встает спешно и приветливо улыбается:
– Артем Рыбаков, – обменявшись рукопожатием с Демидом, следом он протягивает руку и мне. Удивление свое я не показываю, а вот протянутую ладонь пожимаю. Высокий, худой, Артем не то, чтобы мне особо нравится, но за очками в модной оправе скрываются умные глаза. Я пытаюсь вспомнить, слышала ли где-нибудь его имя, но тщетно. Обычно, когда вращаешься в одних и тех же кругах, большинство фамилий на слуху, но он для меня – загадка.
– В номере все расскажешь, – Демид делает пригласительный жест и мы вместе поднимаемся наверх.
Кабина лифта слишком тесная, чтобы нам было комфортно стоять на расстоянии. Я отказываюсь близко к Старостину, мы касаемся друг друга локтями и это соприкосновение голой кожей вызывает мурашки, тонкие волоски встают дыбом. Я провожу ладонью по предплечью, точно пытаюсь разгладить кожу, выглядит смешно и нелепо, и я злюсь на себя.
Демид замечает, но как водится, не комментирует ничего.
В его номере воспоминания о прошлой ночи резко вторгаются в сознание, я запинаюсь на пороге, не давая Артёму пройти.
Я слишком хорошо помню прикосновения языка Демида сквозь кружево белья, и фантомное чувство как дежавю, накатывает заново. В промежности становится горячо и влажно, и мне кажется, что Артем отмечает мое замешательство. Неудобно и стыдно, поэтому я извиняюсь:
– Покину вас ненадолго.
– Прямо и направо, – подсказывает Демид, я киваю, не глядя. Меня здесь все смущает и в первую очередь – он сам. Слишком внимательный.
Туалет, как и все в этой гостинице, обставлен со вкусом, но без излишней помпезности. Темная плитка, черная фурнитура, мягкая подсветка зеркала. Благодаря ней я не выгляжу настолько измождённой, насколько сейчас ощущаю себя.
Я включаю воду, подставляя ладони под сенсорный выключатель, так же работает и мыльница. Набираю полные ладони воды и умываю разгоряченное лицо, а потом вытираюсь тщательно мягким полотенцем. Дальше тянуть нет смысла, нужно быстрей обсудить все необходимое с Артёмом.