Жена-девочка
Шрифт:
Вооружены они были револьверами Кольта — в то время еще мало известными, — находившимися на изношенном поясном ремне, стальными саблями, удобно подвешенными на бедрах, и короткоствольными винтовками Джагера, бандольерами, позади них; их снаряжение выглядело достаточно воинственно, — очевидно, что эти два путешественника собирались принять участие в войне.
Об этом говорили также их беспокойные взгляды, устремленные вперед, и путь, по которому они гнали своих лошадей, словно опасаясь опоздать к началу сражения.
Их отличала разница в возрасте: одному из них было более сорока, в то время как другому около двадцати пяти.
— Не нравятся мне эти окрестности Арада, — сказал старший, когда они через какое-то время остановились, чтобы дать лошадям передохнуть.
— Почему, Граф?
— Кажется, в воздухе скопились отрицательные заряды — своего рода всеобщее недоверие.
— Недоверие к чему или к кому?
— К Георгию. Я видел, что люди потеряли доверие к нему. Они даже подозревают, что он — предатель и думает о капитуляции врагу.
— Как! Георгий — их любимый генерал!? Разве это не так?
— В старой армии — да. Но не в армии нового призыва. По-моему, с ним произошла самая неприятная история, какая только могла случиться. Это старая неприязнь регулярных солдат к добровольцам. Он ненавидит солдат Гонведа и Кошута, создавшего это войско, так же, как в нашей маленькой Мексиканской перестрелке были натянутые отношения между выпускниками Вест-Поинта и недавно сформированными полками.
Тысячи ослов как в Венгрии, так и в Соединенных Штатах, полагают, — чтобы стать солдатом, человек должен пройти некое обучение по традиционной, установившейся методике, — они забывают о Кромвеле из Англии, Джексоне из Америки и о многих других, которые подобное обучение не проходили. Итак, эти средние умы, привыкшие к подобным мыслям, полагают, что Георгию следует доверять только потому, что уже служил когда-то офицером в Австрийской регулярной армии, вот поэтому они и поручили ему ведение нынешней компании без всяких сомнений. Но я-то хорошо его знаю. Мы вместе обучались в военной школе. Это хладнокровный и коварный товарищ, с головой химика и сердцем алхимика. Из себя он ничего не представляет. Блестящие победы, достигнутые венграми, — а они на самом деле были блестящими, — это энтузиазм пламенных мадьяров и заслуга таких генералов, как Наги Сандор, Дамджанич и Гуйон. Нет никаких сомнений, что после успехов на Верхнем Дунае армия патриотов была способна без всякого риска дойти до Вены, и там смогла бы продиктовать свою волю Австрийской Империи. Охваченные паникой войска императора полностью освободили дорогу, и вот, вместо того чтобы преследовать врага, как сообщали в новостях, победивший генерал со своей армией повернул обратно, чтобы приступить к осаде крепости Офен! Чтобы захватить незначительный гарнизон менее чем из шести тысяч солдат! Шесть недель было потрачено на эту абсурдную осаду, вопреки советам Кошута, который никогда не отказывался от мысли поскорее начать поход на Вену. Но Георгий делал только то, чего как раз желали австрийцы, — он дал северным союзникам время, чтобы прийти на помощь врагам, и они пришли.
— Но Кошут ведь был командующим армией — Главнокомандующим! Разве он не мог отдать команду к походу на Вену, о котором ты говоришь?
— Да, формально он командовал всеми, он мог дать команду, но фактически ему не подчинялись. Георгий сумел подорвать его влияние, настраивая военных против него — то есть тех из них, кто имел зуб на Кошута, старых вояк, кого он настроил против новых налогов и Гонведа. «Кошут — не солдат, он всего лишь адвокат», — сказали они, и этого было достаточно. При всем при этом Кошут дал гораздо больше доказательств владения военным искусством и искусного руководства военными действиями, чем Георгий и вся его клика. Он организовал двухсоттысячную армию, вооружил и оборудовал ее. И все это он создал абсолютно на пустом месте! У патриотов имелось только две сотни фунтов пороха и явно недостаточное количество оружия, когда все это начиналось. Но отыскалась селитра, и железо было выплавлено, и орудия были доставлены. Да, за каких-нибудь три месяца появилась сильная армия, такая же как у Наполеона, и этим можно было гордиться. Мой дорогой капитан, это — лучшее доказательство гениальности военного, чем в победа в дюжине сражений. Все это сделал один Кошут. Он сам делал все это, каждую мелочь. Луи Кошут не генерал, так оно и есть! На самом деле, не было еще ни одного такого гения, включая Наполеона. Даже в последней истории с Офеном, как теперь ясно, он был прав; и они обязаны были прислушаться к его призыву «На Вену!»
— Да, теперь ясно, что это была неудача, грубая ошибка.
— Не так уж и ясно, Капитан, не так уж и ясно. Мне очень жаль, но это не так. Есть причины опасаться, что все это гораздо хуже.
— Что ты хочешь сказать, Граф?
— Я хочу сказать, что это измена.
— Измена!?
— Да, возвращение назад с целью бессмысленной осады — это очень напоминает измену. И все эти постоянные отступления правого фланга у Тейса, без того, чтобы перейти его и совершить бросок на Сандор. Каждый день армия буквально тает, уменьшаясь на тысячи! Черт побери! Если это действительно так, наша долгая поездка бессмысленна, и несчастная Свобода скоро вступит в свое последнее безнадежное сражение на равнинах Пузты, возможно, последнее и для всей Европы! Ах!
И, завершив свою речь этим восклицанием, Граф вонзил шпоры в бока лошади и пустил ее галопом, как будто решил принять участие в той самой последней безнадежной борьбе.
Более молодой его спутник, вдохновленный, по-видимому, тем же самым импульсом, быстро поскакал следом.
Эта скачка галопом продолжалась, пока не показались крыши домов Вилагос, рассеянных среди рощ маслин и акаций, покрывавших равнину Пузты.
На окраинах открывшегося их взору поселка можно было видеть палатки, установленные на ровных местах; штандарты, плывущие среди них, — это конница передвигалась эскадронами; пехоту, стоявшую плотными сомкнутыми рядами; всадников в гусарских униформах, снующих тут и там, — их доломаны note 10 свободно развевались по ветру вслед за гусарами.
Note10
Доломан — гусарский мундир.
— Стой, кто идет? — раздался резкий окрик караульного на мадьярском языке, и солдат в одежде Гонведа показался на пороге хижины пастуха. Это был представитель отряда охраны, размещавшейся внутри дома.
— Друзья! — ответил австрийский Граф на том же самом языке, на котором его окликнули. — Друзья по общему делу. Да здравствует Кошут!
При этих волшебных словах солдат опустил карабин, и полдюжины его товарищей вышли из дома и приблизились к вновь прибывшим.
После чего, не тратя времени на долгие разговоры, Граф и его спутник направились в штаб, в Арад, сопровождаемые криками «Да здравствует Кошут!»
ГЛАВА XXVII. СЛОМАННЫЕ МЕЧИ
Через полтора часа Граф Розенвельд и Капитан Майнард достигли Вилагоса — чтобы уложиться в указанное время, им нужно было скакать достаточно быстро — и въехали в лагерь Венгерской армии.
Они остановились прямо в его центре, перед шатром, где располагался главнокомандующий. Они пришли как раз вовремя, чтобы стать свидетелями замечательной сцены, как нельзя характеризующей положение дел в армии.
Вокруг них собрался офицерский состав всех видов и родов войск. Они собирались в группы и беседовали, взволнованно и нервно, одновременно и поочередно, торопливо перебивая один другого.
Все говорило о подготовке к сражению, но создавалось впечатление, что имелся некий сдерживающий момент. Об этом можно было судить по нахмуренным взглядам и мятежному бормотанию.
В отдалении слышался несмолкающий гул артиллерии.
Они хорошо знали, откуда он идет и что это означает. Они знали, что сражение происходит в Темесваре, где Наги Сандор со своим героическим, но поредевшим корпусом сдерживает превосходящую армию Рюдигера.
Да, их лучший и любимый товарищ, Наги Сандор, прекрасный офицер кавалерии — в свое время даже во Франции его считали вторым по силе саблистом-рубакой, — вел этот неравный бой!
Мысль об этом и вызывала хмурые взгляды и недовольное роптание.
Подойдя к группе офицеров, Граф попросил разъяснений. Эти офицеры были в униформах гусаров и выглядели более возбужденными, чем другие.
Один из них выскочил вперед и пожал руку Графа, воскликнув:
— Розенвельд!
Это был старый товарищ, узнавший своего друга.
— У вас есть какая-то проблема? — спросил Граф прежде, чем ответил на приветствие. — Что у вас происходит, мой дорогой друг?
— Вы слишите эти пушки?