Жена для отщепенца, или Измены не будет
Шрифт:
«Надо же… ТОЙ тоже двадцать два…»
— Ну давайте уже, — поторопила, обнажаясь по пояс — Время дорого, льерд.
Быстрое сношение не принесло Ланнфелю ничего, кроме тревожного чувства опустошенности и прилипшей к коже нечистоты, несмотря на ароматную, горячую ванну.
Потаскуха уже ушла, он же всё ещё сидел на столе и пялился в пустоту, в потертый край ковра, в облачко неизвестно откуда взявшейся здесь серебряной пыли…
Даже вино и курево не помогли, да и ночью снилась какая — то дрянь!
Поэтому на рассвете,
Так и отправился вольник на знакомство с будущей роднёй уставший, невыспавшийся, мучимый ломотой в чреслах и всём теле, с больной, тяжелой головой, полной видений и ядовитой, сладкой, серебряной пыли…
Бедный, бедный, мать его, льерд Ланнфель! Жалко было беднягу, страсть как жалко…
Глава 2
Глава 2
Спустя некоторое время, как раз в тот момент, когда накормленные и отдохнувшие за ночь кони покатили весело постукивающий колесами экипаж прочь из города, у страдахи Ланнфеля родилась мысль.
Здесь надо сказать, что ничего в мире не рождается случайно, всему есть причины, и достаточно веские. Но не об этом сейчас речь.
Просто наш вольник, будучи кем угодно, а совсем дураком всё ж таки не был. Он отлично понимал, что волшебный жар, рожденный вынужденным, долгим воздержанием, красотой образа, спящего теперь в закрытом накрепко медальоне и мечтами просто от пары тычков в случайную шлюху не остынет. Стоило хоть немного, а отвлечься от маревного, беленького личика невесты, намертво, казалось впечатанного в раскаленную, болящую башку и слабо, но ноющую плоть.
С медальоном Диньер решил пока не расставаться.
На предложение поверенного вернуть образок, повел себя грубо и невоспитанно, рявкнув дурным ослом:
— Тебе чего? Никуда не денется у меня из кармана! Твоя побрякушка? Нет? Ну так чего печешься? Бильерово имущество, Бильеру и верну… А не верну, так и ничего. Не обеднеет.
Кортрен же ответил на это рявканье поспешными кивками и успокаивающими взмахами рук.
— Конечно, конечно, льерд, — доверительно шепнул он — Не стоит так нервничать, прошу прощения, если я доставил вам беспокойство! Как вам будет угодно.
Ну вот, и теперь льерду было угодно посмотреть на своё наследство, на родовое имение.
Просто чтоб развеяться. Растрясти ночные, смутные видения, колючий стеклистый порошок, тревожащий сейчас плоть и мысли, и долбаную серебряную пыль, мелкие комочки которой одновременно леденили и жгли виски…
Опуская эти малопонятные посторонним подробности, вольник обратился с предложением об остановке к Кортрену.
— Если угодно, остановимся, — кивнул тот — Тем более, ваши угодья находятся неподалеку от поместья Бильер, нам это как раз по пути.
На том и порешили.
…Мощеная городская дорога, закончившись, оборвалась и
Немного похрустев начавшей уже жухнуть травой, резко остановился — дальше хода ему не было.
— К самым воротам не проеду, — крикнул возчик, остановив лошадей — Травища, льерды! За колеса цепляет, оси поломаю. Дальше только пехом, уж простите покорно…
Кортрен развел руками:
— Поместье заброшено много лет, льерд Ланнфель. Дорога, понятно, заросла напрочь.
— Ладно, не страшно, — распахнув дверцу, вольник спрыгнул в больно охлестнувшую его высокую, жесткую траву — Сойдет и так.
Сразу же, прокладывая путь себе и поверенному, тяжело зашагал, давя подошвами сапог зрелые стебли мятки, размахивая руками так, как если бы ему вздумалось поплавать в густом киселе.
То, что угодья брошены после смерти отца, погибшего в пожаре, Ланнфель знал из писем пары приятелей и поверенного Кортрена. Само собой, какого — то комфорта парень не ждал здесь, но всё же очень образно представлял себе масштабы разрушений.
Родовое гнездо, о котором столько говорилось, на поверку оказалось громадным, нелепым строением, обшарпанным и жутким. Распахнув черные окна — глаза, ошарашенно дом смотрел в сад, который, сжав ему глотку ветвистой, грубой, колючковатой пятерней, беззвучно хохотал, забавляясь видом противника, широко раскрывшего рот — рассохшуюся дверь в надежде ухватить немного воздуха, дабы не издохнуть раньше времени вовсе.
Антураж тоски и запустения дополняли покосившиеся, оржавленные ворота, почти до половины ушедшие в землю. Видимо, это и удерживало их от окончательного падения.
— Счастья привалило, — ядовито проворчал преемник, опершись плечом на опасно дрогнувшую изгородь. Та тут же затряслась и заплакала, ровно благовоспитанная девица от хамского, грязного прикосновения наглого ухажера — По уму надо бы сжечь всё к… Сжечь! А землю продать. Хотя кому сдался этот нужник? Да ещё теперь, в кризис, когда и черноземные угодья стоят как кусок лепешки! Или всё же попробовать заново отстроить? На что только…
Это бухтение в пустоту не несло в себе ни смысла, ни цели.
И всё от того, что ещё только прибыв сюда, счастливец совершенно точно знал, каким образом он будет возрождать и поместье это, и сдувшееся осенним грибом — трухляком семейное имя.
Та юная, пухлогубая, заносчивая дурочка, прочимая в здешние хозяйки, вполне подойдет на роль спасительницы плесневелых развалин и ошметков репутации Дома Ланнфель.
Ну, а если не подойдёт…
— Подтащим! — хмыкнул наследник — За шкирку.
Именно подтащит.
Не только эту пепельную змею, а и папашу её, и весь Грантальский Круг, если это понадобится. Что хочет и как хочет подтащит, а только вернет тот Дом, который помнил из детства и юности. Тот Дом, который когда — то пришлось покинуть ради Военной Академии.