Жена для отщепенца, или Измены не будет
Шрифт:
Средний рост невесты сразу привлек потенциального жениха. Да также и многое прочее его привлекло…
Нежное, даже какое — то немного детское, лицо. Высокие, мягко очерченные скулы. Пухлый рот, теперь сжатый плотно, до бледности и зло побелевших губ. Недобро суженные глаза неясного, странного, не угаданного в пыльном полумраке комнаты, цвета. Стройная, точеная фигурка без противной худобы и болезненности, которую красиво облегало платье совершенно простого кроя.
Платьице, кстати, позабавило больше всего!
Надо же, такой красотке гораздо больше подошло бы щеголять в дорогих
Хотя все эти тонкости не заметил наш вольник, больно оно ему было надо!
Отметив взглядом милый сердцу рост, хорошенькое личико, маленькие, аппетитные грудки, злые, кошачьи глаза и пепельные волосы, собранные в идиотский «хвост», мгновенно отбросил всё ненужное (например, «прислужничье» платье). Сложив картинку только из заинтересовавших его деталей, остался вполне доволен.
— Ну так и чего молчите? — нетерпеливо тренькнула голоском наследница Бильерова богатства — Чего кашляете? Боги мои… Кроме того, что вы нищий, так, по всей вероятности, ещё и больной! А в чашку чего вцепились? Умыкнуть решили? Так вот. Я вам не позволю присвоить папенькин сервиз. Даже и не мечтайте отсюда чего слямзить, льерд Приезжий! Тут до последней ложки всё посчитано. Ясно вам? Руки бы рубить за воровство…
Разозленный этой трескотней и последним замечанием вольник стукнул дном чашки о деревянную поверхность стола:
— Язык бы прежде отрубить тебе. В ушах звенит. Эмелина Бильер, как я понимаю? Здороваться надо, уважаемая льерда, когда входишь в комнату. И представляться. Не учили этому? Отлично. Значит, придется мне тебя окорачивать, раз у Бильера злоток не хватило сделать из простушки приличную особу. И да. Я — льерд Ланнфель. Твой будущий супруг.
Девушка насупилась и протестующе выдохнула:
— Я образована, льерд Ланнфель! Хорошо образована, читать и писать умею не хуже других… Только к чему деньги тратить на полный курс пансиона? Сейчас упадок, и надо, знаете ли, рачительствовать… Хотя кому я объясняю? Вам этого не понять! Голодранцу, подобному вам, слово «бережливость» неизвестно. Дворовая собака, и та больше поймет в хозяйственных делах, чем такой, как вы. И вот насчет супруга — не горячитесь. Ох, не горячитесь! Я папаше сказала уже, что за вас не выйду. Лучше сбегу! Или с моста в реку. Вот так — то.
Ах тыж дрянь! Язык у наследницы болтается в глотке, будто мелкий камень в горшке. Тарахтит, а толку мало.
Диньер хорошо помнил Астсонов. Бытовые маги. В жилах представителей Рода текла хорошая кровь, совсем без «простых» примесей.
Однако же, не отличаясь особым снобизмом, Астсоны всегда казались простоватыми. Если прибавить сюда ещё их семейное неумение одеваться и «подавать» себя, несмотря на образование и происхождение, то на то и выйдет.
«Любого из Астсонов обрядить в холщовые штаны и жилет, какие носят крестьяне, от мужичья будет не отличить.»
Точно — точно! Над этим всегда смеялся отец Диньера, да и многие другие тоже… Тот же Бильер, например. Хм, но как тогда его, почтенного, угораздило произвести на свет дочь от одной из Астсонских магичек? Страсть затмила
Но это не суть важно. Постельные игрища старика Бильера Ланнфеля не касались. Пусть хоть коров шпилит, его дело.
Сейчас важнее то, что свиристелка Эмелина, не получившая по каким — то причинам достаточного образования и воспитания, совершенно не стесняясь в выражениях, вздумала ещё и права качать! Тоже нашлась…
Теряя терпение, шагнул к ней.
Грубо сжав обтянутые синей тканью, узкие плечи, пару раз хорошенько встряхнул наглючку, пристально глядя во всё также суженные щелками неясные глаза:
— Слушай сюда, Эмелина, — решил не церемониться. К чему приличия, если эта восхитительная, пепельная хамка сама их не соблюдает? С простушкой, видимо, взявшей от своего мужловатого Рода всё самое плохое, и разговор простой — Мы поженимся, как и было назначено твоим отцом. Тебя никто не спрашивает, дура соломенная, чего ты там хочешь или не хочешь. Угодно тебе сбежать? Беги. Догоню, переломаю ноги. Я собираюсь вернуть себе Имя и Дом, однако же мне вовсе ни к чему крыть себя таким позором. Хочешь прыгнуть с моста, дорогая? Вперед. Я тебя ещё и подтолкну для скорости, поскольку быстро овдоветь это не позор. Плюс к такому исходу нашего брака, что звание уважаемого льерда, равно как родственника Рода Астсон и Рода Бильер всё же останется за мной. Как и твои деньги, милая. Ну и далее… А вот теперь заткни хлебало и начинай вести себя прилично. В твоих же интересах поступить именно так.
Девчонка шумно выдохнула прямо в близкое лицо вольника. Внезапно изогнувшись змеёй, по змеиному же и зашипела. Дернулась и, щелкнув зубами, постаралась вывернуться из каменных рук, освободиться от пальцев, рвущих плотную, плательную ткань, больно впившихся в плечи.
— Пустите, — присвистнув сквозь сжатые зубы, завертелась в мучающих её руках — Вы ничего не получите, всё равно ничего!
Ещё сильнее сдавив вертящееся, гибкое тело, Ланнфель ниже склонился к побагровевшему от злости, пахнущему сухими яблоками и сахарной карамелью личику.
— Как раз таки я получу ВСЁ, — опалил дыханием кипящие слюной пухлые губы Эмелины — ВСЁ, дорогая моя невеста. И даже БОЛЬШЕ, чем ВСЁ.
Резко дернув девчонку к себе, сжал как куклу. Сдавив её плечи грубым объятием, пальцами освободившейся руки сжал яблочные щеки, одновременно накрывая поцелуем злой, плюющийся рот. Упершись языком в стиснутые зубы и ощутив мармеладный вкус горячей слюны, жадно вобрал его в себя.
…Как вдруг быстро опьяневший, уже уплывающий разум вольника отрезвил пинок в голень, острый и сильный.
Вкупе же с ним раздался насмешливый возглас, донесшийся от незакрытой двери:
— Диньер, сынок! Эмелина! Ха — ха, я вижу, вы уже познакомились. Ну, ну, дети мои. Это ещё успеется… Прошу вас ненадолго отвлечься, чтобы перейти к более срочным делам. Прошу за мной!
Совсем не смутившись, Ланнфель, по хозяйски обняв будущую супругу за талию и согласно кивнув, последовал за всё ещё хохочущим льердом Бильером в раскрытую дверь.
Семенящий же рядом, квохчущий курицей Кортрен размахивал руками, истово извиняясь и извиняясь перед хозяином поместья.