Жена из другого мира

Замосковная Анна

На мягком диване сразу захотелось спать, но я держалась: рано расслабляться, я ещё не гражданка этого государства (или подданная: что-то подозреваю, тут скорее монархия) и даже не официально оформленная эмигрантка, поэтому по бумагам меня как бы нет, закопают на пустыре — и искать никто не станет.

«Генерал» куда-то делся, полицейские приходили глазеть на меня сквозь открытую дверь, некоторые пытались угодить: пирожные там, какие-то напитки. Всё с улыбками, вежливо-вежливо. И вообще вели себя так, словно меня побаивались.

Девочке

платье синее принесли (в её глазах заблестели слёзы, но на предложение переодеться она только мотала головой и крепче меня обнимала, сильно расстроив добывшего платье старенького полицейского). Мне двое молодых и симпатичных презентовали розовый плащ с чёрными кружевами на капюшоне и рукавах (я чуть не прослезилась от ужаса). Влажная, но не холодившая, одежда не настолько меня раздражала, чтобы надеть этот кошмар, хотя отказываться не стала: вдруг убегать придётся, а его можно обменять на что-нибудь или накинуть для маскировки.

Затем началась какая-то суета, и зеваки разбежались. Послышались решительные, даже грозные, шаги, разительно отличавшиеся от крадущихся пошаркиваний полицейских, и в комнатку влетел брюнет, застыл, ошарашено меня разглядывая.

Я тоже его разглядывала: молодой, симпатичный, только бледный очень, с волосами до плеч, губы чувственные, серые с зеленцой глаза — большие (если они не от удивления так выпучились). Брови, широкие у переносицы и изящно сходившие на нет к вискам, наводили на мысль, что их выщипывают. И руки ухоженные, ногти аж блестели.

Одет он был опять же в стиле денди девятнадцатого века в тёмный (глубокие оттенки сине-зелёного) костюм, подчёркивающий ширину его плеч и узость талии. В общем, джентльмен. Только без трости.

Безумно глядя на мой браслет, он взъерошил пятернёй волосы, и я его узнала! Это же тот лохматый идиот, который на меня эту грёбаную штуку напялил! И никакого мелирования у него не было.

Идиот посмотрел на мои волосы. Снова уставился на браслет. Расслабившаяся было девочка крепче в меня вцепилась. Мне тоже от его взгляда стало не по себе: а вдруг он всё же маньяк? Хотя выглядел скорее испуганным, чем грозным. Может, полицейские раскусили его маньячный план?

Брюнет задумчиво охватил ладонью подбородок вместе с губами и, не отрывая от меня взгляда, прошёлся из стороны в сторону. Что-то тявкнул и, снова охватив губы пальцами, прошёлся. Присел на корточки, разглядывая меня снизу.

В дверном проёме появился хозяин кабинета, что-то замявкал. Встав, брюнет внимательно его слушал. Я разобрала только многократно упоминание Дрели, дрелек, несколько раз «генерал» признался: «писи мы, писи мы». Затем помахал рукой, в комнату прошёл бледный полицейский, который возле рынка схватил меня за браслет (рука висела на перевязи), на этот раз череда «писи мы» участилась. Неужели у них полицейские называются «писимы»? Но что-то было не смешно: похоже, на меня жаловались.

Брюнет схватился за голову, сильнее взлохмачивая волосы. Алкашина несчастный, что б тебя похмелье тяжёлое мучило!

Раненый полицейский жалобно-жалобно запричитал. «Генерал» временами вставлял пару слов. Замахав руками, брюнет указал на меня и потявкал.

Это типа я во всём виновата? А не он, навесивший на меня эту опасную штуку. Кстати говоря, а у меня рука из-за этого не отсохнет или что-нибудь в этом роде?

С опаской уставилась на браслет.

Обречённо вздохнув, брюнет что-то мявкнул и указал мне на дверь.

Кажется, меня возвращали маньяку.

Маньяк при этом выглядел очень несчастным, словно его приговорили к чему-то страшному. Ну а я что? Зачем портить жизнь какому-то маньяку, я, наверное, лучше в участке останусь: тут все добрые, пирожными угощают, меня побаиваются… Может, помогут оформить визу.

В животе пронзительно заурчало. Брюнет вскинул брови. Ну заурчало, и? Я только благодаря доброте неизвестного торговца не лежу сейчас в голодном обмороке.

Брюнет протянул мне руку.

Всё равно не пойду, наоборот, поглубже в угол дивана забилась и упрямо выпятила подбородок. Брюнет затявкал и замявкал, тоже что-то о дрелях заговорил, о бабах или баобабах.

— Не понимаю, — процедила я.

Почесав голову, брюнет подтянул левый рукав: под аккуратно закатанной манжетой был браслет как у меня. Но это же не повод уходить куда-то с незнакомым мужчиной. Даже если этот мужчина мне что-то насильно подарил.

Он, похоже, так не считал: указывал на дверь, что-то говорил, тряс браслетом.

Посмотрела на его руку, на свою: ну да, действительно одинаковые узоры на побрякушках, и? Взгляд скользнул с моего браслета на ладонь, на золотой ободок обручального кольца. А кольца у супругов тоже одинаковые.

И тут меня прошибло потом: а до колец ведь брачные браслеты были.

— Нет-нет-нет. — Приподнялась, но обнимавшая меня девочка висела на шее, и я рухнула на сидение, переводила взгляд с моего браслета на браслет брюнета, туда и обратно, туда и обратно.

Посмотрела на его лицо. Неужели он мой муж по местным законам? Он, потрясая рукой с браслетом, закивал. А может даже не муж: вдруг эти браслеты означают, что я его рабыня?

Да что ж мне так не везёт-то?

Хозяин кабинета начал жестами предлагать мне следовать за брюнетом и заискивающе улыбался. Раненый полицейский тоже указывал на брюнета, всем видом предлагая идти за ним.

Сбагривают.

Брюнет тоже помахивал на себя и на дверь.

А выглядел он отнюдь не хрупко, даже наоборот, от такого трудно отбиваться. К тому же, судя по всему, в моём появлении здесь (где бы это безумное «здесь» ни находилось) виноват этот гадёныш.

Посмотрела ему в глаза: добрые. Натурально такие добрые-добрые. И печальные. И испуганные немного. В общем, глаза человека, который вроде не обидит.