Жена из другого мира

Замосковная Анна

Я не понимал, почему она хмурится и смотрит так зло. Я же попросил прощения за действия предков, разве это недостаточное сочувствие? А чем плох интерес к её ситуации? Любопытно же…

— Иди-ка ты спать, — процедила Бабонтия, помахивая сигаретой на открывшуюся дверь, — к жене.

— Ну хотя бы что-нибудь расскажите, — я сделал жалобное лицо.

— Вон, — отчеканила Бабонтия.

Пуфик подо мной взвился, я охнуть едва успел, как меня вышвырнуло в коридор. Дверь захлопнулась. И исчезла.

Лёжа на холодно полу, я подумал, что идти спать к жене —

не такая уж плохая идея. Жена тёплая. Левую руку дёрнуло вверх, потянуло.

Браслет проволок меня по полу, ступеням, снова по полу. Скорость увеличивалась, на повороте меня впечатало в стену, подтащило к двери. Сердце бешено колотилось, рука выстукивала по дереву створки бешеную дробь.

Такими темпами я жену разбужу, нехорошо получится. Поднявшись, открыл дверь и на цыпочках побежал к следующей. Приоткрыл. Меня втянуло во тьму спальни, тащило к кровати.

Я ткнулся носом в пахшее незнакомыми цветами бельё. Тепло. Тепло и уютно. Голова потяжелела, мысли ворочались медленно. Браслет больше не тянул. Я ощупью стянул ботинки, сбросил фрак и вполз на край большой постели. Посередине её растянулась жена, с другого бока посапывала девочка.

«Кажется, это неприлично», — успел подумать я, прежде чем провалился в сон.

***

Проснулась с ощущением, что меня стиснули с обеих сторон.

Это ненормально вообще-то.

Хотя уютно. Продрала глаза: здравствуй, шоколадная комната нового мира с иллюминаторами бронированных окон.

С одного бока ко мне, подсунувшись под руку, прижималась Вера.

С другого, и тут уже я прикорнула на плече, посапывал Лавентин в измятой одежде.

Я подняла взгляд на потолок в звёздном небе. Странно это всё.

Я здесь на год.

Год.

Надо осознать это.

Узнать надо, сколько год длится. Конечно, сила тяжести вроде обычная, что даёт надежду на совпадение скорости вращения планеты вокруг солнца, но мало ли, вдруг местные считают год не астрономически, а идеологически, вроде советских пятилеток.

Попробовала вообразить себя здесь на столь долгий срок. Фантазия отчаянно пробуксовывала: слишком разные миры. Об аристократических обществах я знала только по книгам и никогда ими не проникалась.

Даже если навскидку может показаться, что олигархическое общество с демократическим строем, в котором я выросла, может подготовить к обществу аристократическому монархическому — это только так кажется.

Олигархи кичатся деньгами, аристократы — происхождением, и это различие определяет восприятие тех или иных поступков окружающих.

Например, я абсолютно уверена, что в глазах длоров брак Лавентина со мной возмутителен в первую очередь тем, что я простолюдинка. И какое бы правильное платье я ни надела на приём — я так бы и осталась всего лишь безродной девкой, волей случая попавшей в их элитный круг. Второй сорт навсегда. Хотя бы поэтому не стоило ради них отступать от собственных принципов. Тем более так они держат дистанцию. Да и их искренне негодование в тысячу раз лучше фальшивых улыбок и ядовитой лести.

Ещё наши олигархи живут в мире значительно более свободном от условностей, чем местные властители мира. Не говоря уже о том, что к ним на приём можно явиться в джинсах от какого-нибудь супер-пупер модельера и это будет нормально.

Впрочем, я не так много знаю об олигархах, чтобы иметь представление о психологии сильных мира… того. Мне больше нравятся люди попроще. Как Лавентин, мирно посапывающий рядом.

А лежать между Лавентином и Верой было жарковато. Я поползла вниз, выкручиваясь из объятий. Хотелось побыть одной, обдумать ситуацию.

Почмокав губами, Лавентин откатился на край постели. Вера закопалась под одеяло.

А я прокралась в ванную.

В ней всё было светло и голубовато, сама ванна удобной формой и размером прямо призывала понежиться в ней. На полке обнаружились баночки и бутылки со всякими мыльно-мазательными принадлежностями. Что удивительно — в них действительно были притирки и мази. С незнакомым запахом. Косметика местного разлива?

Глава 27

рудно наслаждаться вкуснятиной, когда рядом кто-то рыдает. Хотя, убедившись, что Вера и Лавентин по-прежнему спят, а привратный дух не имеет к слезам отношения, я попробовала сорбет есть.

Но кто-то подвывал тихонечко.

Ладно.

Отложив ложку, мысленно попросила дом сделать ход к страдальцу.

Почти сразу в полу открылось отверстие на тускло освещённую лестницу.

Ну что, вперёд на оказание срочной психологической помощи!

Лестница вела на кухню, обычную такую, как в фильмах ресторанные кухни показывают. Восхититься блеском стали и полезной для готовки всячиной мешало усилившееся подвывание. Я кралась между плит и столов на звук.

В углу кухни сотрясался от рыданий пухленький повар в мятом белом колпаке.

Ой, надеюсь, он не из-за моей привычки готовить самостоятельно так огорчился.

Остановилась в пяти шагах от него и не знала, что делать. Вдруг ему тоже просто надо выплакаться, а я помешаю?

Но и уходить, не убедившись, что ничего серьёзного не случилось, тоже не вариант.

Повар всё рыдал, пряча раскрасневшееся лицо в ладонях. Выглядел он для духа на редкость материально.

— Кхм, — обозначила я своё присутствие.

Дёрнувшись, повар стянул колпак и уткнулся в него лицом, невнятно пробормотал:

— Простите.

— За что?

— Что ме-ме-шаююю, — проскулил он.