Жена из другого мира
Шрифт:
Я считал, что не просто трупы, но делиться своим предположением пока не собирался, слишком оно… опасное.
— Мы всегда так гордились принадлежностью к длорам, считали это положение уникальным, — министр покачал бокалом, — а получается, какой-нибудь простолюдин может законсервировать подходящий труп и тоже стать длором.
— Вряд ли найти подходящий труп легко.
— Будь это сложно, секрет происхождения источника не прятали бы. Придумали бы легенду об основателях рода, обращённых в камни, но ведь нет. Просто вымарали из истории способ, чтобы длоров не стало слишком много.
А мы
— Ты кому-нибудь будешь рассказывать об этой находке?
— Не знаю. Все, кто это видел, уже плывут на освоение Новой земли.
— Это почти верная смерть, — заметил я, помня о суровом климате, болезнях и ядовитых животных заокеанских территорий.
Министр допил вино и налил ещё. Покачал бокал, разглядывая подкрашенную восходящим солнцем янтарную жидкость.
— Я даже императору ещё не сказал.
— Не думаю, что это произвело бы на него сильное впечатление. В нём меньше идеализма длоров, чем в тебе.
— Вероятно. — Министр махом осушил бокал и заново наполнил.
Кажется, пора было откланяться, но тошнило при мысли о напряжении, которое потребуется для того, чтобы встать, ехать, дозваниваться до жены. Министр снова приложился к бокалу.
— Не знал, что ты столько пьёшь, — произнёс я.
Допив и это, слив остатки из бутылки в бокал, министр глухо ответил:
— На людях столько не пью определённо.
Сквозь усталость пробился зуд любопытства:
— А не на людях?
— Лучше не считать, так спокойнее.
Так вот почему он такой бледный обычно: работа в помещении, алкоголь по вечерам. Тяжело быть министром, даже если очень хочется им быть.
— Проблемы на работе, — покивал я.
— В личной жизни. Во многом благодаря тебе. Ты понимаешь, что при моём положении в обществе, стране и даже на международной политической арене мой настоящий брак должен быть приличным, с женщиной, имеющей хорошие связи или хотя бы достойную родословную. — Министр допил вино и направился к бару. — Ты должен найти способ снять браслеты.
Он звенел бутылками и графинами. Политик во всём, даже в личной жизни.
— Постараюсь, — пообещал я. — В крайнем случае, снимем их через год. Если проявить волю…
— Никакой воли не хватит сопротивляться зову браслетов.
— Но они же не могут в буквальном смысле заставить исполнить супружеский долг. Да, они будут притягивать, оказывать физическое воздействие, но разум сильнее. Если принять твёрдое решение устоять и следовать ему…
Министр стал пить прямо из хрустального графина. Я сидел с приоткрытым ртом. Выдержки у министра хватило только на половину литрового объёма. Закупорить графин он уже не смог, просто поставил в бар. Не поворачиваясь, спросил:
— Знаешь, почему Талентина покончила с собой?
О том, почему первая жена министра умерла, не дожив до их первой годовщины, ходило множество самых невероятных слухов. Но правды не знал никто.
— Ты не рассказывал, — заметил я.
— Мои ухаживания и предложения она приняла под давлением родственников. Даже я бы сказал из-за их шантажа. В первую брачную ночь она разрыдалась и призналась, что любит другого, без него ей не жить, и если я хоть каплю её люблю, то должен отпустить. — Не оборачиваясь, министр помахал рукой. — Конечно, я был молод и благороден, тоже верил в силу воли и прочие глупости. Считал, что никакой брачный браслет мне не указ, и если я захочу… — Он заскрежетал зубами. — А потом начался кошмар. Во снах. Наяву. Мы часами не могли отойти друг от друга. Порой было трудно понять, где сон, где реальность. И в какой-то момент физическое воздействие стало настолько велико, что мы не удержались. Ночью, пока я ещё спал, Талентина осознала, что навеки привязана ко мне и не будет с любимым, написала прощальную записку и утопилась. Конец истории.
Наверное, мне следовало посочувствовать, но министру опасно сочувствовать, обидится ещё. Когда он ногу сломал, а я посочувствовал, сильно обиделся. Здесь же ситуация хуже.
Министр опёрся на бар, вытащил графин с чёрной жидкостью. По-прежнему на меня не смотрел:
— Я рассказал тебе, чтобы ты осознал: год ждать не получится. Ты должен придумать, как снять браслеты или как вернуть женщин в их мир. Что угодно, — его голос повышался, дрожал. — Любой вариант, только не повторение этого всего! Ты меня понял?!
— Да.
— А теперь иди! Отсыпайся! И работай! Ты должен всё исправить!
— Да, — я поднялся.
Подошёл к двери. Вернулся на середину комнаты. И не знал, что сказать.
Вышел. Постоял у входа. Нет, так нельзя! Я заглянул внутрь.
Стоявший боком ко мне министр перестал пить из графина.
— Прости, я не хотел, — это был тот редкий случай, когда я извинялся искренне.
— Ты никогда не хочешь, — голос плохо слушался министра. — Но почему-то всегда делаешь.
Я не стал напоминать, что временный брак показался ему замечательной идеей. А ещё я чувствовал, что министра надо как-то поддержать. Но как? Я никогда не был силён в отношениях с людьми.
— Может, всё не так уж и плохо? — осторожно предположил я. — Мне моя жена очень нравится, я бы на ней по-настоящему женился. А ведь твою тоже браслеты родовые выбирали…
— Лавентин!
— Я хотел…
— Это ты можешь жениться, на ком хочешь! — прорычал министр. — А я, если уж вынужден жениться, должен сделать это во благо страны. Мне нужен выгодный брак!
— Жена тебе нужна нормальная, ты один не можешь, — пробормотал я и закрыл дверь.
С той стороны об неё разбился графин. Ну а я что? Я ведь всё правильно сказал, не всем эмбрионов и работы достаточно для жизни, а он сопьётся ещё, и кто внутренними делами заниматься будет? Министр-то он хороший.
Я огляделся по сторонам. Когда мы шли в подвал, цвета обстановки были светлее, теперь тона преобладали мрачноватые, даже чёрный цвет появился в переплетениях узоров обоев и ковров.
Скучно жена министра домом распоряжалась, самое то для него.
Усталость навалилась с новой силой, я поплёлся к выходу, удостаивая интерьеры дома лишь мимолётным, рассредоточенным взглядом. В них, пожалуй, было что-то чужеродное, но в целом выдержано в стиле прежней хозяйки.
Ноги вдруг по щиколотку погрузились в чёрную жижу пола.