Жена из другого мира
Шрифт:
В лёгких острыми иголками притаилась боль. Слишком много её. Не как после взрывов в домашней лаборатории, где стены и пол вздымались, окутывая меня непробиваемым куполом. И непрозрачным заодно, так что здесь мне повезло увидеть взрыв.
Но какой, оказывается, реальный мир страшный.
Мне всегда казалось, что всё проще.
Что так больно не бывает.
Сверля меня мрачным взглядом, министр крутил в пальцах шестерёнку с вкраплениями синих камушков.
— Небольшой химический ожог лёгких, — сухо констатировал хирург. — Сотрясение мозга средней тяжести.
— Обработайте раны и можете идти. — Министр прожигал меня укоризненным взглядом.
На меня, как обычно, не действовало.
— Там мама и жена, — сказал на случай, если спасатели ему не сообщили. — И ещё какие-то люди.
Одежду с меня срезали кусочками, покрывали раны мазями и повязками. Снаружи доносился тихий рокот голосов, поскрипывание камней о камни, рубленые приказы, вскрики недовольных ящеров. Надеюсь, стазис-камеры достаточно крепки, чтобы выдержать спасательную операцию. Если бы что-то их повредило, нам бы сообщили… наверное.
Министр продолжал смотреть. Я снова перебирал в памяти, что такого натворил, но отвлекал блеск шестерёнки в его пальцах и непривычное беспокойство.
Где-то далеко на фоне ощутил кратковременный, смутный зов химеры. Она свернулась в шар и обросла бронёй, подавала теперь сигналы бедствия, чтобы я мог найти.
Министр всё смотрел. Можно ли его гневный взгляд трактовать как своеобразный сигнал бедствия?
— Выйдите, — жутко приказал министр. Я дёрнулся встать. Он рявкнул: — Лавентин, лежать!
Сбежать захотелось сильнее, но я растянулся на койке, люто завидуя ушедшим медсёстрам и хирургу. Химере завидовал. Жене. Вообще всем, кто в эту минуту имел счастье находиться подальше от министра.
Заговорил он негромко, но его рокочущий голос заглушил прочие звуки:
— Что. Ты. Здесь. Делаешь?
— Лежу.
Швырнув шестерёнку на столик с лекарствами, министр вскочил:
— Не паясничай.
— Но я же в самом деле лежу, — не без обиды заметил я. — И не надо на меня смотреть таким зверским взглядом.
Взгляд стал ещё более зверским, а голос рокочущим:
— Я велел тебе заниматься делом. Сам знаешь каким, — министр постучал по предплечью, где под рукавами фрака и рубашки прятался брачный браслет.
— Я должен был найти маму. Ни о чём другом думать не мог.
Министр снова сел:
— А предупредить было нельзя?
— Я послал одного из полицейских за помощью.
Глаза министра сузились:
— Подробнее.
— Едва мы съехали с моста, один из двух сопровождающих нас полицейских помчался в участок. Второй оставлял метки для отряда поддержки. Я не сумел правильно оценить расстояние до мамы, мы подошли слишком близко. Нас заметили. Оставив жену и полицейского на улице, я ворвался в дом.
— Зачем ты всё взорвал? Осторожнее не мог? Мы в столице! Тут обычные люди. Ты хоть понимаешь, сколько шума наделал?!
— Дом я не взрывал. Те, кто на нас напал, использовали неизвестные приборы с магической и химической начинкой. Проиграв, нападавшие самоуничтожились. Взрыв был химическим, я ничего не успевал сделать, только защитить тех, кто находился в стазис-камерах.
Брезгливо кривя губы, министр покачал головой:
— Опять ты не виноват.
— Я правду говорю, — приподнялся я. — Они использовали кристаллические и жидкие накопители магии. И химию. Я ничего подобного не встречал.
— И не вынес ни одного образца? — хмыкнул министр. — Не верю.
— Детали раскалились и оплавились. А я думал, как защитить жену и маму.
— О, как благородно с твоей стороны.
Ну и зачем такие пассажи? Словно благородный длор и учёный понятия несовместимые.
Министр прошёлся по палатке, разглядывая стены из слабо колыхавшейся материи. Проворчал:
— Что ты, что жена твоя — оба ходячие неприятности. Вы взяли и взорвали дом на одной из центральных улиц столицы. — На меня он не смотрел и будто говорил сам с собой. — Ты хотя бы немного думаешь о последствиях своих поступков?
— Иногда, — тихо признался я.
— Иногда, — передразнил министр. — Ты хоть представляешь, как твоя выходка отразится на внутриполитической ситуации? На порядке в городе?
— А что?
Крутанувшись на каблуках, министр уставился на меня:
— Последняя военная операция в Черундии провалена, потери мёртвыми и пленными исчисляются в тысячах, скоро эта информация просочиться в прессу, а тут ещё этот взрыв как доказательство того, что мы даже внутри страны порядок навести не можем. Ты! Ты даже не представляешь, к каким народным волнениям может это всё привести.
Я понял главное — дело плохо.
— В общем, так. — Министр снова прошёлся по периметру палатки и остановился напротив моей койки. — Ты и твоя непоседливая жёнушка под домашним арестом. Увижу вас за пределами остова длоров — посажу под замок. На этот раз я не шучу. Ты зашёл слишком далеко. И молись, чтобы император не ужесточил наказание.
В действенность молитв я не особо верил, но кивнул:
— Буду молиться.
Министр покачал головой, словно ответ его разочаровал, и вышел из палатки.
Странный он: под арест посадил, а домой не отвёз.
Вздохнув, я осторожно приподнялся. Одежды на мне осталось слишком мало для выхода на улицу. Накинув на плечи серое покрывало с койки, я заковылял к выходу. Несмотря на все старания родовой магии и лекарств, наступать на ногу было до зубовного скрежета больно.
Снаружи во всей красе предстали руины особняка. Дымящиеся. Терзаемые ящерами и химерами, разбиравшими обломки под присмотром полицейских и военных.
Возле палатки дежурили пять черномундирных из особого отдела.