Жена моего брата
Шрифт:
Несколько раз набираю и стираю какие-то тупые извинения. Я не извиняюсь. Не извиняюсь я! Я прав. Я сделал так, как счёл правильным. Это позиция, а не эмоции. Но оформил с какого-то хрена эмоциями, тут — да. Негативными. Выдержка испаряется, когда она рядом. Мы как два оголенных провода — искрит и коротит.
Демид: «Поговори со мной».
Злата: «У Вас полно собеседниц, оставьте меня в покое».
Демид:
Прочитано.
Зачем ты это отправил, Черкасов?
Да не знаю я! Сорвалось! Делаю то, что не делал никогда в жизни. Пишу женщине оправдательную тираду про то, что она всё неправильно поняла. Длинную, обстоятельную. Обходя острые углы и подбирая слова. Это неожиданно изматывает. И ещё рвет изнутри болью. Как сложно отправить! Почему? Потому что это признание в том, что я влип насмерть и прошу её снисхождения. Ломая себя, жму на кнопку.
«Вы больше не можете отправлять сообщения этому контакту».
— Да нахрен!!
Всё в пустоту!
Швыряю телефон назад. И долблю по клаксону, чтобы открыли ворота. Шлифуя по брусчатке вылетаю за ворота.
Нахрен…
Глава 20. Огонь!
Тупо глядя на стену, кручу в руках бокал.
В ресторанчике сегодня аншлаг.
Который уж день не еду домой. Снял квартиру недалеко от офиса.
Не могу домой. Не представляю, как жить там теперь. Не представляю, как жить вообще со всем этим дерьмом.
Кручу в руках бокал, разглядывая янтарную жидкость.
Двигаю непослушными пальцами по экрану телефона, открывая нашу переписку. Там сообщение от Златы. Сняла бан, чтобы отправить. Потом вернула. Ответ не предусматривается. А я естественно удалил со психу своё, которое писал тогда. И она его так и не прочитала. Я и не уверен, что хочу теперь…
Сюр какой-то.
«Извините меня, пожалуйста, за резкость, Демид. Я очень благодарна Вам за защиту и участие. Но Вы же защищали не только нас, но и будущее своей семьи в моем лице. Я, в ответ, свою часть договора выполнила. Защитила вас финансово. И в ответ прошу, впредь, не переходить мою личную границу. Оставаться на дистанции, которая отведена по этикету брату моего мужа. Не унижайте меня своим излишним вниманием. Спасибо».
Перечитываю в двадцатый наверное раз.
Дура ты, Ольховская, что ли?! Что это?…
Допиваю бокал залпом.
— Демид Альбертович, повторить?
— Хватит.
Моя фантазия шалит, подбрасывая мне желанный сценарий: поехать домой, вытащить эту дурочку из кровати Родиона, как следует встряхнуть и… выдолбить из неё весь этот бред известным способом.
Не унижать тебя, да?
Да я, конечно, все понимаю. Что для приличной замужней женщины унизительно излишнее внимание родственника мужа.
Но что же мне теперь делать? Забить?
Я активно стараюсь, получается, правда, стрёмно. Полностью утонул в работе, бумагах, договорах. Уже крыша едет. На сон часов пять, не больше. Потом начинает сниться она, и я встаю раздавленный и больной, с ноющей дырой в груди. И хрен потом включишься в дела. Лучше уж недосыпать.
За соседним столиком сидят две девушки. Игриво посматривают в мою сторону. На автомате сравниваю каждую из них со Златой. Обе сильно уступают. Одна из них взмахивает бокалом глядя мне в глаза. Приглашение…
Ты можешь принять его Черкасов. Чуть аккуратнее быть и всего лишь. Закрыть глаза, пофантазировать, что ты с Ольховской.
Воздержание адски накаляет нервы. Я к нему не привык. Моя неврастения набирает крутые обороты!
Пытаюсь представить, как это будет с этой темненькой. Можно так, а можно эдак…
Но не хочется никак. Противно.
И что теперь всех женщин будешь презирать?
Да не презираю я!
— Ром, девчонкам шампанское за мой счет, — распоряжаюсь я. — А мне — такси.
— Присоединяйтесь? — повышает голос та, что заигрывала чуть активнее.
Отрицательно качаю головой.
— Дела… — ляпаю самую неэнергозатратную отмазку.
Спать хочется, жуть.
В такси закидываю голову назад.
Пробки. Лучше бы пешком пошел.
Вырубает.
— Приехали.
Открываю глаза. Уснул…
О, черт возьми!
Смотрю на знакомые ворота.
Охрана открывает дверь моего такси.
Официант назвал таксисту домашний адрес?
Ну, ладно. Судьба, видимо.
Держи себя в руках Черкасов. Ни из кого ничего не выдалбливай! Просто упади спать. Чтобы все выжили.
На улице давно темно. Во дворе тускло горят фонари только возле крыльца.
— Включить «аллею», Демид Альбертович?
— Нет.
Не торопясь иду по темной аллее к дому, не сводя глаз с окон комнаты Родиона. Там где-то она…
Слышу негромкие голоса у беседки. Замедляю шаг.
Родион и Тихон. Щелчок зажигалки. Пламя освещает их лица. Вижу в пальца у Тихона сигарету, и как Родион тянет к её кончику пламя.
Совсем уже, кретин?!
Ускоряю шаг и, выплескивая ярость, ударом ладони вышибаю из их рук и сигарету и зажигалку. Толкаю брата в грудь.
— Ещё раз увижу, пачку сожрешь.
Перехватываю Тихона за шею сзади и толкаю в сторону дома.
— Ты — со мной идешь.
— Эй! — пытается увернуться он.
Перехватываю за воротник и тащу практически силой на второй этаж. Наверху он выкручивается, лупя мне по руке. С ненавистью смотрит на меня.
Сталкиваемся взглядами.
— Не трогай меня!