Жена напрокат

Мельникова Надежда Анатольевна

— Я никого не люблю. Что за глупости? Мне просто нужно…

Ага, конечно, так я и поверила. Он сам не свой, когда дело касается этой Сабины. Наши глаза встречаются, но я не могу вынести его вопросительного взгляда и отвожу свои, уставившись в пол.

— Вообще, доля правды в этом есть. Кроме себя самого, вы никого не любите, Герман Игоревич. Иначе не отпустили бы свою Сабину. А я устала и хочу домой. Жаль, нельзя спрыгнуть с балкона.

Он подходит к ограждению и, взявшись за перила, трёт их. Переживает. Думает. Мне не нравится эта его Сабина

и раздражает, что он испытывает к ней чувства, потому что по моему скромному мнению в ней совершенно ничего такого нет. Обычная кукла да ещё и хитрая. Вышла за одного, а смотрит с щенячьим восторгом на другого. Если так любила, могла бы и подождать. Всё равно тритон женился бы рано или поздно. Но, как это обычно бывает, она взбрыкнула, а он не стал умолять.

Повисает долгая, мучительная пауза. Становится слышно, как скрипит железная калитка при въезде на территорию. Кто бы мне сказал месяц назад, что я буду с тритоном о любви разговаривать, покрутила бы у виска, а потом описалась бы со смеху.

Тритон опускает голову, вздыхает.

— Герман, с тобой всё в порядке? Я тут понаговорила всякого. Извини.

— Это ты меня прости, что оскорбил тебя. Я просто представил среднестатистическую секретаршу и перегнул палку. — Все ещё опираясь на перила, он оборачивается ко мне.

Опережаю, продолжая за него:

— И решил выставить себя перед Сабиной настоящим мачо. Ну а я, понятное дело, ради сказочного принца вроде тебя не устояла и забралась на стол. Мне кажется, мы это уже обсуждали.

Смотрю ему в глаза. Он в мои. Не понимаю я его.

Никогда не была влюблена безответно. Ну как можно испытывать чувства к человеку, который к тебе совершенно безразличен? Хотя, возможно, я вообще никогда не была влюблена по-настоящему. Вот тот же тритон — ну это же просто ходячий комок недостатков. Очень симпатичный, но вредный — жуть.

— Никто не выходит замуж за другого, если уже любит, Герман. Запомни это. Женщина умеет терпеть и ждать.

— Речь не о любви. Какая любовь? Я в неё вообще не верю. Любые отношения — это прежде всего взаимовыгода.

Удивленно приподнимаю брови. Что я ждала от хладнокровного тритона?

— Просто она, — указывает на окно, где сквозь стекло и тонкий флёр тюля видно смеющуюся женщину, — она мне подходит. Она умеет вести себя в обществе, с ней спокойно, она всё делает правильно. Она предсказуемая и комфортная. Взять хотя бы тебя.

Слюна застревает в горле, от его пристального взгляда становится не по себе. Вот знаю же, что гад ползучий и всё равно волнуюсь.

— Я после тебя, Аня, таблетки от головы пью. Ты каждые пять минут преподносишь мне новые сюрпризы. Не спорю, ты интересная и впечатляешь тем, как всё схватываешь на лету, часто даёшь дельные советы по работе, у тебя ловкий ум и, как оказалось, красивая фигура. Ты вообще красивая, но…

Мои щёки вспыхивают пунцовым заревом.

— Но кто с тобой свяжется, Ань? Кто в здравом уме захочет жить на жерле вулкана? Разве что твой Федя.

Мне, конечно, не нравится про «кто свяжется», но

про то, что «красивая», — очень даже.

— Федя хороший и никогда бы не выставил меня шмарой перед собственной матерью.

— Он ест свои сопли.

— Что?!

— Я попросил службу охраны найти на него компромат и собирался показать тебе. Меня раздражает то, что он преследует тебя и мешает нам двигаться к намеченной цели. И охранники обнаружили вот это.

Он лезет в карман за телефоном.

— Сидит и потихоньку катает, пока никто не видит.

— Фу, Герман. Фу, фу, фу! Не показывай мне это.

Скривившись, отворачиваюсь. Вжимаю голову в плечи и дёргаюсь, продолжая гримасничать. Какое-то время мы с боссом посмеиваемся, переглядываясь. Меняю тему:

— Твоя мама отлично выглядит. Троих мальчиков родила, все как на подбор. При этом стройная, в отличной форме. Красивая.

— Спасибо. Гавриил и Гордей от другой женщины. Отец ушёл от матери, женился снова.

— Она любит их как своих, никогда бы не сказала. — Оборачиваюсь, выискивая мать тритона.

— Мама вырастила всех нас, потому что вскоре погибла вторая жена отца. Когда это случилось, она взяла на себя опеку над моими братьями по отцу. Затем мы подросли, и отец снова женился. В третий раз. Бросив маму повторно, вот такая грустная история.

— И этот человек ратует за брак и оставит наследство только семейному сыну? Тоже мне поборник морали, — вскинув руками, закатываю глаза, фыркаю.

— Ну вот. Опять ты начинаешь.

— Я молчу, — провожу рукой по губам, закрывая рот на замок.

В этот момент на балкон выходит Гавриил. Мы затихаем. Он обнимает нас обоих одновременно, повисая на наших плечах.

— Ну не ругай её, братец. По выражению твоего лица я сразу понял, что вы ссоритесь. Посмотри, какая она классная.

В который раз смущаюсь, краснея под пристальным взглядом тритона. Чувствую, он на меня смотрит.

Глава 26

Покинув балкон, тритон усаживает меня в кресло, и дальше начинаются скучные разговоры о работе. Учитывая, что он передо мной извинился, я стараюсь особо не влезать в его беседы с родственниками. Веду себя как порядочная невеста. То есть сижу и улыбаюсь.

Благодарна Герману, что он хоть и разговаривает с братьями, но стоит рядом с моим креслом и особо не сюсюкается со своей Сабиной. Порой их взгляды встречаются, и меня это очень-очень раздражает, но, по крайней мере, он не ведет себя так, будто я пустое место и здесь только для мебели.

Это вызывает во мне уважение. Но то, что происходит дальше, невозможно представить даже в самом страшном сне.

Приступ начинается внезапно, поздно вечером, когда мы уже собираемся ехать домой. Боль сосредотачивается в области пупка, дальше над пупком и постепенно разливается по всему животу. Меня тянет в туалет, и, к своему стыду, я буквально бегу в уборную фиктивной свекрови, где у меня случается самое что ни на есть настоящее расстройство стула.