Женаты по договору
Шрифт:
— Прости меня, Мираэль… — обжигает его тихий и вкрадчивый голос где-то в районе виска, — Я действительно очень сожалею…
Мира вздыхает, но продолжает лежать неподвижно. Странно, но сейчас ей было все равно и на извинения Аттавио, и на него самого. Ей хотелось одного — остаться в одиночестве. И, может быть, еще немного поспать…
Жаль, что муж не умеет читать ее мыслей. А если ему это иногда и удается, то сейчас он игнорирует свой талант и остается в спальне.
Но хотя бы больше ничего не требует. И
Это оказывается непросто — сдерживать себя. Аттавио буквально разрывает изнутри, как ему хочется схватить Мираэль и как следует встряхнуть ее.
Получить от нее отклик. Эмоций. Услышать ее и понять.
Она ненавидит его? Презирает? Видеть не хочет? Так пусть сама скажет! Накричит! Выругается, в конце концов, как и полагается рассерженной женщине!
Вот только вместо этого она молчит.
А еще ей было плохо. Иначе почему лежала в ванной, бледная, как смерть?
Хотя после воды ей стало заметно лучше. В губы и щеки вернулась краска, и сама она, расслабившись, уснула.
Сам же Аттавио, посидев рядом еще пару минут, встает и раздраженно выходит.
В холле встречает Антуана Ломели, своего компаньона, человека немногим его младше и куда как более легкого и приятного характера, чем у самого графа. Всегда обаятельный и внимательный, в нужное время он может проявить и жесткость, и настойчивость, необходимые в серьезных делах. И если некоторая фривольность все же присутствовала в его поведении, граф мог закрыть на это глаза. Слишком уж много их связывало — и работа, и многолетний совместный опыт.
Однако Аттавио едва не рявкает, замечая, как тот, самозабвенно и ярко улыбаясь, флиртует с молоденькой горничной. Вовремя одергивает себя и с неотразимой ясностью понимает — с ним определенно не все в порядке.
Он страшно раздражен. И зол. И готов сорваться на ком угодно, лишь бы это помогло его самочувствию.
Что это — маразм? Неожиданный, но неминуемый?
— Граф! — заметив Аттавио, Антуан улыбается уже своему партнеру и кивает тому. — Доброе утро! Я с документами!
— В кабинет! — командует Аттавио, — Ты завтракал?
— Как всегда. Но от кофе не откажусь. Спасибо!
— Рина? Кофе!
— Слушаюсь, хозяин, — откликается горничная испуганно и смущенно и почти мгновенно испаряется, чтобы выполнить приказ.
Дернув подбородком, Аттавио указывает в сторону кабинета и тут же сам шагает в его сторону. Ломели не отстает, но что-то в напряженной спине впереди идущего мужчины его настораживает и, оказавшись в кабинете, он обеспокоенно спрашивает:
— Послушай! С тобой все в порядке? Ты нервный какой-то…
— Документы, Антуан.
— Хорошо-хорошо. Я понял…
Компаньон достает из дипломата несколько папок и, подойдя к столу, раскладывает
— Ты серьезно, Дэрташ? — раздраженно спрашивает он, — Мы месяц носимся с этим контрактом — и опять что-то не так?! Черт, Аттавио! Что происходит?
— Ситуация изменилась, Антуан, — холодно отзывается граф, — Не видел вчерашних сводок? На западном побережье похолодание. А значит, ценник на миднарское взрастет. А с ним — и на инжурский виноград и персики. Дальше продолжать?
— Ладно. Я понял. Доработаем.
Следующая папка подвергается такой же переработке.
— А тут что не так? — поджимает губы Антуан, подходя ближе и наклоняясь над столом.
— Три дня назад в Зилле начался переворот. Как думаешь, насколько выгодно мы теперь сможем приобрести там зерно?
— Слушай, но это не подтвержденная информация…
— Не сегодня, так завтра подтвердиться.
— А ты не разоришься на своих шпионах, Дэрташ, а?
— Заглохни. Идем дальше…
К тому времени, как горничная приносит кофе, Аттавио успевает проработать половину папок. Поэтому к своей чашке не прикасается, когда как его компаньон с удовольствием берет свою. Правда, горничную игнорирует и продолжает недовольно хмурится. И бьет обжигающе горячий напиток громко и раздраженно, категорически отказываясь мириться с происходящим произволом, но при этом прекрасно понимая — против графа ему не пойти.
И в то же время чувствуя — несмотря на весь свой привычный профессионализм и дотошность, что-то иное гложет Аттавио. Вот и зверствует, подвергает миллионные контракты сомнениям и вот уже десятой, наверное, переработке.
Поэтому, когда тот все-таки заканчивает и отодвигает документы в сторону, чтобы взять свой кофе, спрашивает:
— А как поживает госпожа графиня?
И именно в этот момент все встает для Антуана на свои места. Потому что Аттавио, чересчур сильно сжав пальцами чашечку, вдруг ломает хрупкий фарфор, и кофе течет по ним на стол, минуя, слава творцу, документы.
Но граф даже не дергается. И не материться. Только смотрит прямо перед собой и зубы сжимает — аж до скрипа.
Из чего следует — что-то с маленькой графиней и правда не так. Может, поссорились? Или что-то похуже? Заболела?
Или… хо-хо-хо… Не приведи господи, измена?
Тогда да, Антуан может его понять.
Сам-то Аттавио после возвращения супруги резко оборвал все возможные связи. Да Ломели все видел собственными глазами — слишком тот собственнически держал женушку подле себя. И глазами жрал, думая, видимо, что никто не видит.