Женаты по договору
Шрифт:
И когда он появился — крошечный и слабенький, — она потянулась за ним, коснулась… А он обжег. Сильно и безжалостно. Ударил, но отшатнуться не дал. Притянул и уже не отпустил.
И стало горячо. Слишком горячо. Этот маленький огонек вспыхнул и охватил ее с головы до ног. Поджег, как сухую солому, а когда она попыталась закричать — не смогла сделать даже этого.
А потом огонь потух так же внезапно, как и вспыхнул. И что-то толкнуло ее, толкнуло в пропасть, в которая собственная беспомощность и невозможность что-то изменить
И пока она летела, вокруг мелькали лица знакомых ей людей из реальной жизни. Мужчин и женщин. Молодых девушек и стариков. Аристократов и простых лавочников. Вот только их лица были какие-то… искаженные… искривленные… гротескно перекареженные и изуродованные, с оскаленными пастями и выпученными глазами.
И не было среди них того самого лица, к которому хотелось бы приблизиться, прильнуть в поисках защиты и поддержки. А она искала, искала… Пыталась найти то самое, родное, исключительное… любимое…
Единственно дорогое в этом мире.
Не отца. И не подруги, которой у нее по факту никогда не было.
Мужское. Волевое. С пронзительными глазами и вечно холодным выражением.
Но именно его голос — звучный и проникновенный, все-таки вытянул ее из кошмара и заставил очнуться.
Его надежные руки обняли и подхватили, прижали и согрели. Дали наконец-то ту самую опору и надежду, которую она так искала в том страшном мраке и среди бесконечной череды пугающих физиономий…
И в этот момент ей стало все равно — на неожиданное безумие Аттавио этой ночью. На боль, что он причинил. На собственное утреннее недомогание.
Все уходит и растворяется в кольце сильных и уверенных рук мужчины, который настолько искренне просит у нее прощение, а потом еще и признается в том, что ревнует, что невозможно не среагировать.
И кто? Аттавио Тордуар!
Молчаливый. Скупой на эмоции. Бесстрастный и непробиваемый.
Извиняется перед ней.
И ревнует.
Что-то теплое растекается по нутру от мыслей об этом. Скребется сладко. И сворачивается уютным клубочком.
А еще Мира ни за что и никогда не признается в том, что на деле этой ночью испытала не только боль. И не только унижение.
Но и очень странное и острое удовольствие, в клочки порвавшее всяческие границы дозволенного. Ведь смешанное с болью… с бескомпромиссным авторитетом и властью чего-то высшего и по духу, и по физике, оно превратилось в что-то запредельное… ирреальное… и совершенно запретное.
И потому — бесконечно прекрасное и чудовищное одновременно.
И да, это оказалось для нее… слишком…
И повторение этого опыта она страшно не хочет.
И его не будет. Аттавио пообещал.
Пообещал ведь?
Глава 23. Королевский сад
Несмотря ни на что, поездку в Королевский сад Мираэль решает не отменять. Но вносит определенные коррективы. Не без недовольства со стороны
Понимает, что для этого он откладывает в сторону свои собственные дела. И таким образом ставит в приоритет ее, а не бизнес. И потому, очень даже осознанно и с пониманием, делает ее очень счастливой.
Сам же граф, разумеется, прекрасно понимает, что ступает на скользкую дорожку. Идет на поводу у своей жены, становится слишком мягким и податливым.
Но иначе поступить просто не может.
Лишь надеется на то, что его рассудительная жена, поняв, какую власть начинает над ним приобретать, не будет пользоваться этим чрезмерно часто и явно.
А останется мудрой и осмотрительной.
Однако надо все-таки отдать Мираэль должное — она не делает из этой поездки что-то грандиозное и масштабное. Другая на ее месте собиралась бы так, как будто отправлялась не на простую прогулку, а на аудиенцию к королю, хотя шанс на личную встречу, конечно, в таких случаях всегда присутствует.
Мира же и не собирается ярко одеваться или как-то по-особенному причесываться и краситься.
Но скромное, по минимуму украшенное вышивкой и кружевами темно-бежевое платье графини идет ей необыкновенно. Как и строгая и высокая прическа, украшенная единственной лентой и миниатюрной заколкой с короткой вуалью. Девушка выглядит взросло и солидно и одновременно — предстает невероятно нежной и женственной. И очень желанной. Ведь тугой лиф так аппетитно обтягивает ее стройный стан и подчеркивает округлости груди, что трудно удержаться от далеких от целомудрия мыслей — а что там, под тканью?
И хотя по сравнению с другими гостьями королевских угодий она, на первый взгляд, проигрывает, сам Аттавио эту мысль отмечает, но мгновенно отбрасывает в сторону. Потому что видит — скользнувшие по графине мимоходом взгляды случайных прохожих нет-нет, а возвращаются обратно.
Потому что она такая. Несмотря на строгость. И скромность. Она красивая. Притягательная. Юная. И при этом — полная женственного очарования.
И Аттавио уже не в первый раз замечает, что ему интерес к Мире, несмотря на двойственность ощущений, в целом нравится. Удовлетворяет его эго. И чувства истинного собственника.
А уж с ревностью своей… Пожалуй, он как-нибудь справится. Ведь на деле Мира не дает никаких поводов для нее.
По крайней мере, пока.
Но ведь покуда он рядом и дает ей все, что ей так надо — разве он появится, повод этот?
… По вычищенным и ухоженным дорожкам сада граф с графиней вышагивают степенно и неторопливо. Действительно гуляют. Осматривают богатое убранство садов и парков, обустроенных благодаря не одной сотне сотрудников, садовников и флористов. Специально обходят стороной особо густые скопления гостей.