Женись, я все прощу!
Шрифт:
– Спокойно, – остановила ее Люся, – сначала выполним мое второе условие. Федя, ты сегодня принимал водные процедуры?
Тот опешил и посмотрел на супругу, не понимая, к чему она клонит, после чего отрицательно покачал головой.
– Очень хорошо, – заметила Люся голосом врача, советующего чистить зубы не менее часа кряду. – Ступайте с Настеной на балкон!
– Пойдем, Феденька, – послушалась подругу та и повела Смолкина на балкон.
Люся взяла заранее приготовленное ведро с холодной водой и усмехнулась. Двое голубков, ежась от холода, что-то обсуждали на прохладном весеннем солнышке. «Сейчас они отвлекутся, забудут про меня…» – выжидала момент Селиванова.
Они действительно отвлеклись и забыли. В результате чего обалдевший Смолкин получил на голое тело ведро холодной воды.
– А! У! Е! – заорал он, подпрыгивая на одном месте и пытаясь стряхнуть с себя остатки воды.
– Ой! Мамочки! Обалдеть! – причитала, глядя на мокрого Федора, Настена.
– У вас что-то случилось, Федор?! – с соседнего балкона, как того и ожидала Люся, выглянул Глеб.
– Обливается, – равнодушно пожала плечами Люська, – что же еще? Приходит, идет на балкон и обливается. Моржует!
– А, ну-ну. Кстати, доброе всем утро! – улыбнулся Глеб и исчез.
– Не поверил, – вынесла вердикт Люся и посмотрела на гусиную кожу Смолкина, прикидывая, стоит ли того для пущей достоверности облить еще раз.
– Убью! – рявкнул Федор и надвинулся на Люську с кулаками.
– Нельзя! – отпрыгнула в комнату та. – Я, может быть, это самое!
Федор буркнул что-то нецензурное и побежал в ванную.
– У Феди такая добрая душа! – восхитилась Настена поступком Смолкина. – Я бы тебя убила.
– Ничего, – усмехнулась Люська, – здоровый образ жизни ему не повредит!
После такой водной процедуры Смолкин не разговаривал с Люсей весь рабочий день. Если ему внезапно что-то требовалось, то он передавал это посредством Настены. Впрочем, больше всего требовалось Люське. Она решила не оставлять Смолкина в покое, ускорив процесс его перевоспитания, для того чтобы сбросить с себя этот тяжкий крест и с легким сердцем пойти навстречу новым отношениям.
Смолкин перевоспитываться не спешил. Но на Белкину уже смотрел с нескрываемой нежностью. Она у него ассоциировалась с надежной кладбищенской плитой, только разукрашенной в яркий цветочек. Раз он решился поставить на холостяцкой жизни эту могильную плиту, так нужно было жениться на Белкиной! Правда, долго думать на эту тему Смолкину не дали. Главред навешал на него заданий, и тому пришлось работать в поте лица.
Действительно, рассуждала в соседнем кабинете Люся Селиванова, когда-то все должно войти в свою колею. И их отношения с Федором, и отношения Федора с Настеной. И Глеб. А что Глеб? Утром он был таким, как будто между ними ничего не произошло. А что, собственно, было-то? Поцеловались в порыве страсти перед лицом опасности или не лицом, а как там называется физиономия питона, и разошлись по своим квартирам. Правда, ее квартира, это совсем не ее квартира. Придется опять врать Глебу, изворачиваться, и все это ради подруги! И ради себя, конечно же. А то спасатель может и не прийти больше, даже если Люся снова выкрутит лампочку в ванной и сломает трубу.
Домой с работы они возвращались по отдельности: Люся зашла в магазин за продуктами, потребовав деньги у супруга через Настену, а эти двое отправились к Смолкину вместе. Белкина настолько вошла в роль кухарки, что не могла оставить голодного Федора на Люськин бутербродный произвол.
Селиванова, закупив продукты, спешила домой. Ей не терпелось встретить Глеба, чтобы понять, как он на самом деле к ней относится. Во дворе дома стояла «Газель» с крупной надписью на боку «Центроспас». Нехорошее предчувствие гаденько завозилось в Люськиной душе. Глеб снова уезжал спасать кого-то другого. Она поглядела на автомобиль и на серьезных мужчин в его кабине, но своего спасателя не обнаружила.
Он стоял у квартиры Смолкина и собирался давить на звонок.
– Привет! – опередила его Люся. – Ты ко мне? – Она решительно перешла с ним на «ты», не желая тянуть резину и показывая тем самым их более близкие, чем прежде, отношения.
– К тебе, Мила, – улыбнулся брюнет и протянул ей какую-то корзинку. – Я ненадолго уезжаю, – он смотрел на нее такими добрыми глазами, что Люся снова обмерла. – Пусть он поживет пока у тебя.
– Пусть, – согласилась та, принимая корзинку.
– Корми его чаще, – Глеб чмокнул ее в щеку и побежал вниз.
– Обязательно! – крикнула ему вслед Люська и толкнула незапертую дверь.
Настена со Смолкиным возились на кухне. Вернее, возилась Настена, а Федор следил за процессом приготовления пищи, давая Насте совершенно бесполезные советы.
– Вот! – Люся поставила корзину на пол. – Оно будет жить у нас. Сосед попросил. Временно.
– Что там? – нахмурил брови Смолкин. – Очередная гадюка?
Люся испугалась. Об этом она как-то не подумала. Действительно, в корзине может оказаться все что угодно. Не зря она обмирает при виде Глеба. Ох, не зря. Видимо, он имеет такую власть над всякими гадами потому, что изучил их повадки. А изучил их потому, что они проживают у него дома!
– Что там? – повторила Настена вопрос Федора и, недолго думая, открыла крышку.
Никаких гадов там не было. Вместо них, свернувшись калачиком и подперев мохнатой лапкой симпатичную усатую мордочку, мирно спал пушистый котенок.
– Какая прелесть! – всплеснула руками Настена.
– Милашка, – улыбнулась Люся и погладила котенку хвостик.
– Гадость какая! – брезгливо сказал Смолкин, ревнуя девушек к котенку. – Только его в моем доме не хватало! А ты, Людмила, даже не поинтересовалась, может, у меня аллергия на шерсть!
– У тебя аллергия на жизнь, – Люся взяла проснувшегося от криков котенка и прижала к себе. – От таких чудесных лап не может быть никакой аллергии.
– Может, – продолжал возмущаться Смолкин. – И еще какая! Я уже начал краснеть и пухнуть.
– Меньше пей, Пухлик, и не будешь пухнуть, – заметила Люся и пошла с котенком в комнату.
– Нет, что делается! – гремел голос Смолкина из кухни. – Тащит в дом все что ни попадя.
– Ну что ты, Федя, – укоризненно сказала Настена, – он же прелесть…