Женись, я все прощу!
Шрифт:
А у них могло бы все получиться! Глеб подошел к телефону и набрал номер матери. Еще немного, еще чуть-чуть. Одна капля, и от его сомнений ничего не останется.
– Мама, – он нервно кашлянул, – ты сегодня днем мне о ком говорила?
Сейчас она скажет правду, и он постарается навсегда забыть свою раскрасавицу. Эх, да не его на самом-то деле, не его.
– Когда, сынок? – почувствовала что-то неладное та.
– В магазине игрушек, – подсказал Глеб, – ты говорила о Миле Селивановой, жене Федора?!
– Ничего
Глеб положил трубку на рычаг. Смолкин перепутал? Вряд ли, слишком он был взбешен. Так сильно ревновать можно только одну-единственную женщину. С матерью все понятно, она что-то знает, но говорить не хочет. Уже намекала, и горе ему, если он не понял. Глеб просто хотел услышать подтверждение. Еще раз, чтобы навсегда забыть об этой вертихвостке.
Глеб поймал себя на том, что слишком часто в своих мыслях употребляет слова «единственная» и «навсегда». Если их соединить вместе… Пойти к Смолкиным, выбить ногой дверь, схватить Милу и увести ее с собой. Тогда и получится: единственная навсегда. Он так бы и поступил, если бы она не ушла молча.
А что он от нее ждал? Признания? Раскаяния? Девушка совершила ошибку, выйдя замуж за его соседа, а от ошибок никто не застрахован. Но почему она не сказала ему об этом раньше?! Почему врала и скрывала? Нет, он не мог полюбить обманщицу! Он разберется в своих чувствах и поймет, что она ему совсем не дорога. Что ему наплевать, проживает она в соседней квартире или на луне. На луне было бы, конечно, лучше. Чем дальше, тем лучше.
Говорят, любовь проверяется расстоянием и разлукой. Глеб усмехнулся, ему ничего не стоит ее проверить. Ребята собирались в командировку на Камчатку.
В трезвом уме и твердой памяти Люся находилась недолго. Вернувшийся с шампанским Федор, который фактически летал от счастья из-за того, что женитьба на Люське была просто дурным сном, только подлил масла в огонь. И мирно начавшийся вечер под хрустальный звон бокалов завершился неприглядной истерикой, устроенной Люсей, не выдержавшей напряжения последнего дня.
– Ей больше не наливать! – скомандовал Федор, забирая у Люси пустую емкость.
– Люсь, ты чего? – испугалась Настена, пытаясь успокоить подругу.
– А, – захлебываясь рыданиями, отмахнулась та, – не обращайте на меня внимания. Сделайте вид, что я для вас пустое место! Так, случайно оказавшаяся поблизости разнесчастная, брошенная дура… Ик…
– У нас есть какое-нибудь успокоительное? – встрепенулся Смолкин, поднимая Люсю из-за стола и ведя ее в спальню.
– Есть, – страдальчески бормотала та, – в соседней квартире.
– Настя, – приказал Федор, – беги в соседнюю квартиру за успокоительным!
– Хорошо! – крикнула подруга уже на бегу и скрылась в коридоре.
– Вы с ума сошли?! – перепугалась Люся, внезапно трезвея. – Я в таком виде!
– Какая разница, нам плевать на твой вид. Главное, чтобы подруга моей будущей жены имела нормальную психику.
– Там никого нет, – сообщила вернувшаяся Настена. – Что делать?!
– Умирать! – заявила Люся и, оттолкнув от себя Смолкина, направилась в спальню одна.
Там она, не утруждая себе раздеванием, завалилась на кровать и зарыдала. Глеб не открыл дверь, когда она так в этом нуждалась! Когда она, можно сказать, умирала от тоски, он не захотел с ней разговаривать. То есть с Настеной, но это практически одно и то же. А Люся его так любила! Так любила! Неблагодарный, как и все мужчины. Такой же, как и Федор, который радуется до одури, что вновь оказался холостяком. Глупец! Он думает, что это надолго? Как жестоко он ошибается. На вооружении слабого пола есть такие способы обольщения, какие ему и не снились. Вот, к примеру, женитьба на Селивановой…
Люся повернулась на спину и перестала рыдать. Она как-то незаметно перешла с мыслей о Глебе на Федора. Интересно, почему? Ответ она услышала сразу.
– Так вы меня обе обманывали?! – Эйфория прошла, и в хилый ум удачливого сердцееда вместе с алкогольными парами стали закрадываться шальные мысли.
– Нет, Федечка, – слышался тонкий голосок Настены, – мы не обманывали, мы тебя перевоспитывали.
Люся подняла глаза и уперлась ими в темный потолок. Только этого ей сейчас не хватало: разборок из-за скоропостижной женитьбы.
– Перевоспитывали?! – заводился Смолкин. – Я что, был для вас противоправным элементом?!
– Ты был для нас Федей Смолкиным, лучшим журналистом Энского района…
– Вот! Я лучший! В этом-то все дело, – послышалось негодующее бульканье и тяжкий вздох.
– Ты лучший! – твердила ему Настена. – Для меня.
«Идиот, – отрешенно подумала Люся, – сейчас все испортит. И зачем я позволила ему пить шампанское? Нужно было сразу все расставить по полочкам и прийти к консенсусу. Теперь они без меня, как выпить дать, поругаются». Она повернулась на бок и закрыла уши подушкой, чтобы не слышать препирательств Смолкина. Сейчас ей было явно не до него. У нее самой рушилась личная жизнь, кстати, по его же вине! Это он кричал, что якобы она его жена.
– Федечка! – пискнула Настена, а через мгновение хлопнула входная дверь. – Люся! Люся! Вставай! Он ушел! – подруга ворвалась в спальню и включила свет. – Ой, как тебя раздуло-то.
Люся, стыдясь, что позволила себе непростительную слабину, поднялась с постели и подошла к зеркалу. Если много рыдать, изгоняя из организма лишнюю воду, то получишь вот такую опухшую физиономию. Ей сильно повезло, что Глеба не оказалось дома.
– Вернется, никуда не денется, – Люся расчесала волосы и пошла умываться. – Расслабиться не дадут, что за люди?!