Женитьба Элли Оде (сборник рассказов)
Шрифт:
Батыру исполнилось два года, когда в село неожиданно заявилась Огульшекер, сопровождаемая каким-то мужчиной. Ох, как не понравился этот визит Кекилик. Прибежала к нам с мальчонкой на руках и сразу в слёзы: «Она отнимет у меня Батыра!»
Мама и сама так думала. Нечем ей было утешить бедняжку.
Покинув два года тому назад новорождённого ребёнка, Огульшекер отправилась в город, без труда устроилась там на работу, а вскоре подвернулся ей подходящий человек, и она в третий раз вышла замуж.
Когда призналась, что у неё есть сын, муж сказал: «Твой ребёнок не будет
Ни за что не хотела Кекилик отдавать Батыра. Все доступные средства убеждения пустила она в ход. Полсела собралось у наших домов, все уговаривали, умоляли Огульшекер оставить ребёнка несчастной немой. «Вы же молодые оба, у вас ещё будут дети, общие дети, много детей, оставьте ей мальчика!» — твердили женщины, но Огульшекер была непреклонна. «Я заберу своего ребёнка через суд!» — сказала она в конце концов, и пришлось Кекилик уступить. Отдав мальчика, бедная лишилась чувства и упала бы, если б соседки не подхватили. А Батыр, когда его уносили, отчаянно ревел и тянул к ней руки: «Мама! Мама!» Хорошо, что Кекилик уже не видела этого.
Больше недели пролежала она пластом. Потом поднялась, пошла на работу. Но никто не узнавал Кекилик. Такая энергичная прежде, она сделалась вялой, странно замедлились все её движения. Непреодолимое безразличие ко всему на свете овладело ею. Ни во что она больше не вмешивалась, ни на что не реагировала. И часто прикладывала руку к левой стороне груди.
— Сердце у неё надорвалось, вот что, — говорила мама и настойчиво советовала Кекилик: — Поезжай в город, подружка, к доктору надо тебе!
Кекилик отмахивалась. Но однажды мама к ней пристала с уговорами и не отступилась до тех пор, пока не вырвала согласия назавтра с утра ехать к врачу. Сама она вызвалась сопровождать её. Встала чуть свет и начала собираться: надела что поновее, завязала в платок деньги, мне дала сто наказов. А Кекилик всё не шла. Мы отправились за ней. Дверь оказалась приотворённой. Вошли и видим — посреди комнаты на разобранной постели сидит Кекилик. Левая рука на колене, ладонью кверху, правая — локтем в ладонь — подпирает подбородок.
— О чём задумалась, подружка? — спросила мама и вдруг дико вскрикнула: — Хай!
Вот так, сидя в печальной задумчивости, Кекилик скончалась. Позже мама сказала, что пришлось и хоронить сидящей, закоченела она.
Года два домик Кекилик стоял целый и невредимый. Время от времени мама убирала в нём, встряхивала кошмы и одеяла. Но потом меллек Кекилик отдали другому, и новый хозяин участка сломал мазанку.
С обидой и горечью думала я, что теперь все скоро забудут Кекилик, потому что исчезло последнее вещественное напоминание о ней. Однако этого не произошло. Наоборот, имя Кекилик было у всех на устах. Родины, свадьба иль поминки — всё село дружно соглашается, что Кекилик недостаёт, что она лучше умела принять гостей и проводить, и всё устроить. Если кто-то отличался в поле или на ферме — говорили с почтеньем: «Как Кекилик работает!» Но часто поправлялись: «Почти». И каялись те, кто был с ней груб и несправедлив.
Недавно, после двадцати лет отсутствия, мне довелось снова побывать в нашем селе: получила приглашение на свадьбу к дальней родственнице. Каковы же были мои изумление и радость, когда от первой женщины, с которой я заговорила у свадебного дастархана (кстати,
Перевод Н.Желниной
Шадурды Чарыев
Кто же мой друг?
Ну и дела… Вот уже минут десять прошло, а Мерген не может сообразить, с чего начать. И тема-то вроде пустячная — «Мой друг».
В классе тишина. Только слышен деловитый скрип перьев. Сидящая перед Мергеном Джерен шепчет что-то. Рядом с ней — Атали. Он строчит что-то, не поднимая головы. Не забывает лишь наматывать на указательный палец левой руки локон своего вьющегося чуба. Это у него закоренелая привычка. Из-за неё он и прозвище получил: «Прилиза». Рядом с Мергеном — Хатыджа. Сколько её помнит Мерген, она поминутно шмыгает носом. Но это не беда, плохо, что Хатыджа тупица, Еле еле переползает из класса в класс. Поэтому её и посадили с Мергеном — он ученик сильный. А Хатыджа сильна в другом — как бы ни следил учитель, она умудряется списать у соседа. А сейчас Ха-тыджа корпит над тетрадкой самостоятельно, время от времени косится на тетрадь Мергена. А там — пусто.
— Хайдаров, ты почему не пишешь? Что, у тебя нет друзей?..
Это голое учительницы Акгуль Искандеровны. Но и полный иронии вопрос не произвёл должного впечатления.
А в самом деле, почему не приходит в голову ничего? Что, разве мало в классе, да и на улице ребят, которых он может назвать друзьями? И они его назовут…
И вдруг Мергеиу вспомнился Акбилек. Это кличка его пса. Мерген даже хмыкнул: не станет же он писать о собаке, хотя Акбилек псина добрая и умная.
Потом вспомнился сторож магазина Базар-ага. Он инвалид, живёт в низенькой хибаре, что рядом с магазином. С тех пор, как Мерген начал ходить в школу, он видит его ежедневно — дорога в школу лежит мимо магазина. У Базара-ага нет ни жены, ни детей. А может быть, и не было? Мертен про это не знает. Он этим не интересовался.
А вот вчера неожиданно вдруг многое узнал о старику Познакомился, так сказать, поближе…
Мерген пришёл в магазин за покупками. Базар-ага длинной метлой из полыни подметал вокруг магазина. Чуть поодаль, за горкой пустых ящиков, «двоили» известные выпивохи Бегмет и Реджеп. Базар-ага изредка бросал на них сердитые взгляды и молча занимался своим делом. «Смести бы вас как вот эти бумажки», — говорил весь его вид.
Когда Мерген вышел из магазина, Бегмет и Реджеп, опорожнив бутылку, стояли у ящиков, поддерживая друг друга.
— Реджеп, ты мой настоящий друг. Не будь тебя, я бы пропал.
— Нет, Бегмет, ты мой друг. Без тебя весь мир — тьфу! — ломаного гроша не стоит, — и Реджеп громко сплюнул.
Собутыльники обнялись, поцеловались и нетвёрдой походкой пошли прочь. Смешно было смотреть на них. Вдруг у Бегмета подвернулась нога, и он, пропахав носом, растянулся на асфальте. Дружок попытался поднять его, но тоже не удержался на ногах. С минуту побарахтавшись, Реджеп кое-как всё же встал, а Бегмет продолжал лежать. Лицо его было залито кровью. Мергену стало жаль его, он подбежал и поднял Бегмета.