Женитьба по-балтийски
Шрифт:
Алныкин почти не дышал, оглушенный прозрением: эта сидящая в тесной близи девушка — она ведь ему совершенно незнакома, он видел ее всего несколько часов, он не знает, добрая она или злая она, красивая или нет, умная или глупая, но и он ей почти незнаком, тем не менее они закованы в единое чувство, которое называется, конечно, любовью, которое как бы вне их. Это чувство подарено им кем-то, вручено на вечное хранение, и, что бы ни случилось, оно будет в них как кровь, как воздух в легких, он и Леммикки обречены были на эту любовь с момента рождения, она — сама судьба. Он поцеловал глаза, которые будут с ним всегда и везде, еще много, много лет, они не изменятся, лишь утратят пылающую голубизну. А вот коричневые пятна на щеках появятся через несколько месяцев, когда Леммикки забеременеет, и пропадут, когда родится ребенок; что-то
Весь июнь стояла жара, от сосен несло смоляным духом, катера в море выходили редко, плановые стрельбы перенесли на август, зато опустел пирс, где швартовались корабли охраны водного района, почти все тральщики ушли в Рижский залив. На БК-133 радостно забегали, когда получили приказ — сопровождать транспорт до траверза Наргена. У помощника был уже опыт общения с владыкою всех стихий — судьбою, он забрался на рубку, исполнил шаманский танец, просил небо и воды быть милостивыми к женам и подругам славных офицеров ВМС СССР. Небо ответило ворчанием чаек, а море безразличием одинаково набегающих волн. Тогда помощник решил использовать технические средства, пустился в поход по эфиру, заперся в радиорубке, поймал маяк Брюстерорт и нравящиеся ему мелодии усилил динамиками трансляции, пока не рыкнул на него командир. В двух милях от маяка Порккала-Калбода помощник выскочил, как ошпаренный, из радиорубки, нырнул в офицерский отсек, переметнулся оттуда в носовой кубрик, затем в кормовой и, торжествующий, показался на палубе, словно знамя неся портрет Лаврентия Берии, друга и сподвижника не очень-то любимого помощником И. В. Сталина. Был этот Берия на корабле, называемом СССР, флагманским специалистом по следствиям, арестам, тюрьмам и особым отделам, умудрился отделы эти разместить в каждой каюте того же всесоюзного корабля. Портрет в рамке помощник привязал к леерным стойкам у кормы, почти рядом с флагштоком, после чего открыл огонь по нему из пистолета, норовя попасть в пенсне. Стрельба велась из положения «лежа», помощник забрался на рубку, откуда его за ноги стянул на палубу командир, весьма встревоженный. Алныкину тоже не хотелось еще раз побывать в особом отделе, надругательство над портретом сулило небывалые беды. Матерящегося помощника швырнули в офицерский отсек и наглухо задраили там. Портрет утопили на рейде Штандарт при возвращении в бухту и, чтобы не всплыл, подвязали к нему грузило. Опережая доклады стукачей, командир вызвал фельдшера, намекнул о временном умопомрачении одного из офицеров катера.
Кого именно — не уточнил, болезнью этой равным образом страдали и командир, и помощник, и Алныкин, который службой почти не занимался, а кружил мыслью вокруг благоустройства дома, упорством и безрассудством напоминая слепую лошадь на шахте.
Лишь на следующий день случайно выкраденна в эфире новость стала официальным известием. В Москве произошло что-то важное, Алныкина тоже касающееся, потому что из особого отдела базы прибыл майор с его пистолетом. Командир БК отсутствовал, помощник вдоволь покуражился, упира на то, что упомянутые в расписке «и патроны к нему» следует понимать так: сорок один патрон!
Пришлось майору отправиться на «Софью Павловну» за недостающим боезапасом, метнув на помощника злобный, как в исторических романах, взгляд.
А утром он вновь заявился на катер. Под театрально громкие причитания помощника майор повел Алныкина на буксир и все четыре часа плавания не позволял ему подходить к борту. Показал командировочное предписание — лейтенанту Алныкину прибыть в Министерство внутренних дел ЭССР.
В полдень 10 июля Владимир Алныкин ступил на землю древнего Таллина, морякам русского императорского флота более известного как Ревель. Год прошел с того дня, как здесь началась его офицерская жизнь.
Черный «ЗиМ» ожидал их в гавани. Жена бригадного минера, прибывшая на том же буксире, послала Алныкину воздушный поцелуй. Хлопнула дверца, машина покатила, мимо проносились дома и прохожие. Светило солнце, сизые голуби прыгали по Ратушной площади.
Доехали до Министерства внутренних дел, майор повел Алныкина в бюро пропусков, куда-то позвонил. Пропуска не понадобилось, по широкой лестнице спустился молодой человек в сером костюме, ему майор и передал Алныкина, а новый сопровождающий слащаво спросил, как настроение у лейтенанта, обедал ли, есть ли у него претензии к майору.
Претензий не было. Алныкина ввели в комнату, размерами, количеством телефонов и стульями похожую на ту, где хозяйничал адъютант командующего флотом. Нетрудно было догадаться, что за дверью кабинета — человек, обладающий большими правами.
Им оказался Янковский, белобрысый дохляк, как называл его про себ Алныкин.
На столе — чернильный прибор и подставка для карандашей, ни папки, ни книги, ни листа бумаги. Янковский, наверное, недавно обосновался здесь и не знал еще, чем заполнить пустоту. Выдвигал ящик за ящиком двухтумбового письменного стола, и ящики, судя по трескучему звуку, не содержали в себе ничего. В самом нижнем справа обнаружился перекидной календарь, Янковский обрадовался ему, нашел в листках день текущий, пометил его какой-то записью.
Алныкин сумел подсчитать: кабинет лишился бывшего хозяина пять дней назад.
— Вы меня помните?
— Так точно, — подтвердил Алныкин и сел поудобнее.
— И я вас помню… И надолго запомню. Произошли значительные изменения в расстановке кадров после известных вам событий в Москве. — Янковский задумчиво смотрел куда-то поверх Алныкина. — Одни пошли вниз, другие вверх.
Но и вы приложили руку к тому, что я здесь, в этом кабинете. Точнее — язык ваш… — Он перевел взгляд на Алныкина. — Выдержке вашей позавидуешь.
Разговор будет доверительным, скажу поэтому сразу: жена ваша здесь, за стеной, поговорим, и вы заберете ее, пойдете с нею, не знаю только, куда пойдете…
— Леммикки, — сказал Алныкин. — Через два "м" и два "к".
— Проверим.
Янковский развернулся в кресле, открыл сейф, достал папку, прочитал.
— Правильно… По некоторым данным в Ленинграде до революции проживало триста тысяч эстонцев, русских в Ревеле было меньше. Эти две нации очень несхожи, но смешанные браки отличаются крепостью и постоянством, такие уж эстонские женщины, страна хуторская и рыбацкая, мужья пашут либо землю, либо море, и если жены не будут им верны, то какой смысл пахать? Гулящая эстонка — угроза для нации. Всю войну я прослужил в эстонском корпусе, нигде не встречал таких исполнительных радисток, с одной из них меня дважды выбрасывали за линию фронта. Она стала моей женой, так вот…
Ослабил узел галстука, достал из кармана коробку «Северной Пальмиры». Открыл ее. Закурили.
— Так вот, — продолжал Янковский, меняя ударение и тему, — о вас, лейтенант Алныкин, много чего написано, кое-что в отношении вас готовилось, но — обошлось, вам ничто не грозит, вашу личную судьбу будет решать флот, только флот, и как он решит — неизвестно мне. Одно я знаю: жену вашу в Порккала-Удд не пустят, пропуска не дадут, потому что есть вещи, которые не отменишь и не изменишь. Отец, мать, место и время рождени — это как вписано в анкету, так и останется навечно. Жене вашей не учиться уже ни в Тарту, ни в Москве, ни в Ленинграде, высшее образование она сможет получить только в краевых и областных центрах. Иных последствий не будет, дело закрыто за недостаточностью улик, с жены, однако, взята подписка о невыезде, всего лишь, но и она отменится, как только вы исправите досадную оплошность.
Янковский открыл папку и полистал ее. Палец его уткнулся в какую-то бумажку.
— Леммикки Ивиевна Алныкина… Справка из гинекологического отделения больницы в Кохтла-Ярве, где жена ваша скрывалась, пока ее искали под фамилией Йыги, и по справке выходит, что она — девушка… Сравните: 24 мая сочеталась браком, а 4 июля еще девушка. Всегда будет соблазн поднять это дело, — Янковский побарабанил по папке длинными пальцами, — и возобновить следствие по факту фиктивного брака со всеми версиями, включая умысел, преднамеренность, расчет, основанный на сговоре с кем-то. Вам следует принять меры. Срочно. Немедленно устранить вопиющее несоответствие. К этой справке должна быть приложена другая, опровергающая ее, о беременности супруги, и как только эта справка появится, подписку о невыезде мы отменим.