Женщина приручает лаской, мужчина - терпением
Шрифт:
Прости, пожалуйста, но в тот момент я почувствовала мгновенное, сжигающее изнутри удовольствие.
Знаешь, когда я ощутила отголосок былого уважения? Ты удивишься. В тот же вечер.
И все благодаря Тинки. Она была такой одновременно заботливой, доброй, настойчивой, упрямой, совсем не похожей на ранее знакомых мне забитых, несчастных человечков. Именно тогда в моей голове промелькнула мысль: может, ты и не такой уж плохой, каким всегда хотел казаться?
Но все эти мысли были перекрыты новой волной страха: не думала, что могу еще
Жалость к самой себе накрывала с головой, слезы душили…
Но я пыталась себя заставить найти хоть что-то приятное в сложившейся ситуации, хоть что-то обнадеживающее в новой обстановке: в моей обители — новой темнице — по крайней мере было окно. Я долго наблюдала за двигающимися облаками, колышущимися деревьями…
Утирая слезы, убеждала себя в том, что справлюсь со всем, что тебе будет не к чему придраться, что мое поведение будет безупречным.
С ролью покорной, фарфоровой куклы мне было справляться не в первой…
Я слышала, как ты вернулся домой в тот вечер: сидела вся, как на иголках, ожидая твоего прихода, очередного надругательства. Вслушивалась в приглушенные голоса, пытаясь разобрать, один ты или привел кого-то еще…
От волнения я уже больше не могла находиться в комнате: откуда мне было знать, что за игру ты затеял? Я боялась, что ты сочтешь меня непокорной, вернешь назад, боялась, что из-за любого недоразумения погибнут близкие люди…
Именно поэтому сама пришла в твою комнату, в твою постель, в твои объятия…
Меня очень удивило то, что ты практически выпроводил меня из своей спальни. Нужно признаться, приятно удивило… Вот когда в душе опять шевельнулось что-то, отдаленно напоминающее уважение…
Это была первая ночь за столько месяцев, когда я была предоставлена сама себе…
И только растянувшись на свежих простынях, я вдруг осознала, что теперь мне никто заботливо не принесет заветный флакончик…
Слезы разочарования горячими дорожками струились по щекам: ведь я прекрасно понимала, что мой гениальный план провален. Ты бы точно не позволил так глупо обвести себя вокруг пальца…
Я честно попыталась уснуть… Но стоило тревожной дремоте окутать мое сознание, как я увидела картины той давней, страшной ночи. Они никуда не делись из моего подсознания. Просто сдерживались зельем.
Я резко встала с кровати и села на подоконник: лучше вообще не спать, чем видеть такое…
Утро наступила на удивление быстро…
Северус, ты помнишь то первое утро?
Прости, мне безумно стыдно…
От вида шикарной библиотеки мое сердце просто затрепетало. Если бы ты знал, как я соскучилась по бесконечным полкам, разнообразным книгам, запаху пергамента и шороху потрепанных временем страниц!
Я сама не знаю, что на меня нашло, что заставило в твоих безобидных словах услышать пошлое предложение. Но оно спустило меня с небес на землю.
Когда я практически срывала с себя платье, в голове билась горькая мысль: «А вы профессор, оказывается с неплохим чувством юмора… Вот только юмор у вас черный. Правильно, самое оригинальное место для секса с Невыносимой всезнайкой — библиотека».
Если в прошлый вечер во мне зародился малюсенький росточек уважения, неясной благодарности и абсурдной надежды, то только что он был растоптан…
Отвращение, обида, разочарование — вот те эмоции, что меня захлестнули в тот момент.
А еще вдруг появилось желание тебя задеть: сама не знаю откуда… Ведь я должна была быть покорной куклой. Возможно, все-таки твои слова хоть немного, но добрались до моего сознания…
Я смотрела в твои глаза, видела в них огонек желания и похоти, вспоминала твою вчерашнюю пламенную речь в ночи… и готова была просто смеяться… истерично, горько, до хлынувших из глаз слез: «Что, профессор, принципиальности хватило меньше чем на сутки?»
Я заметила, как мои слова тебя задели, остудили желание, но вызвали волну едва сдерживаемого гнева.
Прости меня за ту вспышку ответной ярости, но твои слова прорвали хрупкую плотину моего спокойствия. Ты вспомнил Рона… Знаешь, мне до сих пор тяжело и больно думать о нем. Нет, теперь я полностью отпустила свои чувства, но тогда… тогда все было по-другому…
Даже в таком предистеричном состоянии я сообразила, что, судя по всему, ты не знал о смерти Рона. Значит, Кормаку удалось сохранить эту тайну. Значит, и я не имела права рассказывать.
Я чувствовала, как предательские слезы хлынули из глаз, пыталась прикусить щеку изнутри, только чтобы прекратить этот поток соленой влаги, отвлечься, но меня будто прорвало…
Ты ушел. А я была этому рада. Не хотела быть перед тобой жалкой, смазливой девочкой.
Хотя на секундочку мне показалось, что ты помедлил…
Не знаю, сколько времени я провела в библиотеке, скрючившись на полу около одного из стеллажей: меня захлестнули воспоминания прошедших месяцев. Но облегчение никак не наступало, хотя поток слез постепенно прекратился.
Взяв первую попавшуюся книгу, я выскользнула в коридор: в доме стояла какая-то звенящая, гнетущая тишина. В своей комнате сразу же уселась в кресло с надеждой спокойно почитать, вот только голова раскалывалась, а строчки плыли перед глазами.
Наверное, отсутствие здорового сна и затянувшаяся почти на целый день истерика сыграли свою роль: я не поняла, как погрузилась в сон. В какой-то момент я словно ощутила теплые ладони, легкие, нежные касания чужих губ… Это ведь был ты, да?
На долю секунды я приоткрыла глаза: даже не успела удивиться тому, что нахожусь в кровати, потому что тут же провалилась назад в сон.