Женщина-птица
Шрифт:
V
Вечером в пятницу в кафе «Мазе» все, как всегда, настолько как всегда, что кажется простым повторением этого «всегда», точной его копией. Уличные музыканты выныривают из метро, обменивают горы мелочи и пьют дешевое вино в баре. Грохочут «однорукие бандиты». Два музыкальных автомата работают одновременно; звуки их накладываются друг на друга где-то посреди зала, образуя утомительный жужжащий вакуум.
Я сижу за столиком и жду Майкла. Поодаль стоит Попай [36] и с кем-то разговаривает. Он — местная легенда, этот Попай, такая же легенда, как поэт и отец Жак. Живя в Фалькенберге, я никогда не верила в существование таких людей, они казались мне такими же выдуманными, как тролли или эльфы. Но здесь, в «Мазе» они так же реальны, как и все остальные. Попай — и в самом деле Попай, он одет так же, как Попай, у него карикатурное лицо Попая, такая же татуировка и ест он только шпинат — в кафе держат шпинат специально для него. У него даже в паспорте написано: Попай.
36
Попай — герой серии диснеевских мультфильмов, морячок. Шпинат из банки, который он ест в критических ситуациях, придает ему силу для подвигов гераклового масштаба.
Музыкальные автоматы наконец заткнулись, и я могу без помех слушать музыкантов, репетирующих на эстраде. Кто они? Мистер Легенда со скрипкой, Мишель-Михель из Германии и Мишель-Микаель из Швеции с гитарами. Не слишком ли много Мишелей здесь, в «Мазе»? Вполне хватило бы одного моего Мишеля-Майкла… Я вслушиваюсь в музыку… «Lullaby of birdland… that what I… always hear, when you sigh…» [37] Звуки акустических инструментов чисты и прекрасны, трехголосная аранжировка совершенна, как нарисованный циркулем круг.
37
Lullaby of birdland («Колыбельная птичьей страны») — старая, но и поныне очень популярная джазовая мелодия.
Я встаю и иду к стойке. Барменша, не дожидаясь просьбы, наливает мне бокал полусухого. Я прикладываю ладонь к холодному бокалу. Приятный холодок ручейком бежит по телу. Она улыбается мне… здесь, в этом кафе, все очень приветливы; совершенно не похоже на Париж.
Я прихлебываю вино и жду Мишеля-Майкла, Майкла, того самого парня, что я встретила тогда, за год до маминой смерти. Что я о нем знала? Что он красив, что он на пять лет старше меня, что он любит меня так же, как я люблю его… Мы встретились в ирландском баре в Бельвиле; нас свел случай, и с тех пор мы так и держимся вместе. Майкл казался мне тогда истинным принцем богемы. Американец ирландского происхождения, он уже много лет мотался между Мадридом и Парижем. Он знал все и всех… людей с невероятной судьбой, уличных артистов, кафе «Мазе». Он — уличный артист, глотатель огня и музыкант, любитель Пиаф и марихуаны. Помню, как радостно мне было тогда, я все время беспричинно улыбалась, думая о Майкле, — такого, как он, в Фалькенберге не найдешь.
Мне странно вспоминать то лето… как юна я была, как легко отказалась ради него от всего: от работы нянькой, от занятий французским… Наверное, я понимала, что Майкл — это как раз то, что мне нужно. Я тут же переехала к нему в однокомнатную, насквозь продуваемую квартирку в Бельвиле, сопровождала его на всех выступлениях — глотатель огня на Монмартре, музыкант в метро. Он был совсем другим, не похожим на парней в Фалькенберге, в Гетеборге или даже здесь, в Париже, а именно это мне было и нужно. Его непохожесть.
Интересно, что сказала бы о нем мама, если бы они успели встретиться? Я почти убеждена, что он бы ей не понравился. Может быть, именно это и привлекло меня к нему сначала — он был тем, о ком я мечтала, противоположным полюсом всему, среди чего я выросла, символом того, чего нельзя найти или достичь в Фалькенберге. С тех пор, как я с ним встретилась, я почти перестала думать о Швеции или даже о моей семье. Что я там оставила — тесный, душный мирок, апофеоз периферии? Париж был совсем иным, здесь были интересные люди, сумасшедшие, бродяги, люди, расставшиеся давным-давно со своими мечтами. С Майклом я не знала ни прошлого, ни будущего, я словно растворилась в вечном настоящем, в непрерывном «сейчас». Мое беспокойство и тоска по чему-то иному исчезли, связь с семьей слабела с каждым днем, мамин голос и указующий перст сюда не достигали.
Майкл. Я тогда просто растворилась в нем. Он был совсем другим, нежным, внимательным, постоянно дарил мне разные мелочи, всегда замечал, если я покупала новое платье или побрякушку.
Потом мы начали строить совместные планы. Все казалось таким ясным… Будущее. Мы поедем в Индию, он там уже был и полюбил эту страну, как человека. Я вспоминала, как папа рассказывал мне про Индию, когда я была маленькой; помню, меня поразило, что есть, оказывается, дороги, по которым можно просто взять и доехать до Индии! Я пыталась представить себе Майкла, как он живет в этой загадочной стране, как он провозит наркотики в комках пчелиного воска, завернутого в маленькие пластиковые пакеты, — он глотал эти пакетики или прятал в прямой кишке. Это тоже казалось необычайно романтичным, в этом тоже заключался азарт и интерес к жизни.
Я заказываю еще бокал полусухого и слушаю музыкантов; они все еще репетируют. Сладостные звуки в дымном кафе… «When the shark has… pretty teeth dear…» Меня внезапно словно бьет током, и я не могу понять, почему.
Майкл приходит после полуночи, у них, оказывается, нашлась халтура в Порт д'Орлеан и он освободился только около одиннадцати. Он сидит рядом и считает деньги, накиданные ему в шляпу.
— Сколько? — спрашиваю я.
— Не знаю… сотни три.
Он складывает монетки в красивые блестящие стопки на поднос и пододвигает подошедшей официантке.
— Дай мне триста франков и бокал полусухого.
Он поворачивается ко мне и нежно сжимает мое лицо теплыми ладонями. Его темные глаза блестят.
— Как ты?
— О'кей.
— Точно? У тебя усталый вид. Мне не нравится, что ты сидишь здесь одна, как сыч, и глазеешь по сторонам целыми днями. В следующий раз поедешь с нами. Кстати, по выручке сразу заметно, если шляпу держит девушка.
Он оглядывается по сторонам.
— Швеция довольно далеко отсюда, а? — говорит он. — От кафе «Мазе», я имею в виду.
— Иногда далеко. Иногда не очень.
Он тихонько гладит меня по груди.
— Ты продолжаешь думать о ней?
Я качаю головой.
— Нет. Вообще-то нет. Во всяком случае, не сейчас.
— Надо поехать куда-нибудь. Тебе нужно сменить обстановку. Может быть, съездим в твою Швецию? Ты уже пару лет не видела своих. И мне было бы интересно с ними встретиться. С твои братом, скажем. Могли бы вместе поиграть. Или с твоим онемевшим дедушкой.