Женщина в дюнах
Шрифт:
Местные женщины, даже спешащие по делам, встречаются на улицах нечасто, а в чайных – никогда, но что не дозволено местным, то почти не распространяется на туристок, по крайней мере нам так кажется.
Несмотря на темный наряд населения, Баку – восточный город, напоминающий детский калейдоскоп, поражающий все новыми завораживающими разноцветными узорами, к которым еще примешиваются запахи детства. Жить в таких городах и грустить – невозможно, ведь каждое утро под горловой протяжный крик муэдзина, созывающего людей на намаз с балкона минарета, над городом восходит радостное солнце и пробуждается жизнь.
В центре города, на берегу Каспийского моря, самого теплого
Мы выходим из воды на берег, знакомимся с ребятами, они усаживаются около нас, шутят, искрят безобидными анекдотами, похоже – нескончаемыми. У самого смешливого парня с изумрудными глазами, сверкающими из под густых девичьих черных ресниц, поистине феноменальная память.
Когда весельчак отходит искупаться, из той-же компании, расположившейся рядом, к нам подходит, другой молодой человек.
– Марат уже рассказывал вам анекдоты? – ехидно улыбаясь, интересуется парень, – Учтите, он неиссякаем!
Потом мы шумной компанией идем, щурясь от все еще яркого, но уже угасающего, медленно скатывающегося за горизонт бакинского солнца, по широким улицам Баку. И вместе с нами уже смеются, пошатываясь, дома, виляют хвостами улицы, издалека гогочут местные великаны – нефтяные вышки, и плещутся, посмеиваясь, воды Каспия, мечтающие добраться, наконец, до подножия Девичьей башни и восстановить свои древние границы.
И вся эта вакханалия на совести зеленоглазого Марата, случайно роняющего на асфальт маленькую красную книжечку – удостоверение сотрудника то ли МВД, то ли ГАИ.
В любом случае, бакинская милиция нас бережет.
Дальше наш путь лежит в Ленкорань.
Бывший мужчина
Что собственно я о нем знаю? Совсем немного, хотя, проводя большую часть жизни на работе, наблюдая изо дня в день за сотрудниками, даже самые занятые и нелюбопытные из нас чувствуют и понимают друг друга намного больше близких и родных людей. Именно поэтому в свободное от работы время мы не нуждаемся друг в друге, мы отдыхаем.
Все – таки мы проработали вместе в одном отделе много лет, а последние лет пять находились в одном помещении часов по восемь-девять. Он работал линейным инженером, хотя, и без особой проницательности в нем угадывался бывший военный: не только по выправке, в нашей армии много обрюзгших и разжиревших вояк, но и они отмечены печатью принадлежности к воинской службе. Бывший полковник КГБ отличался, конечно же, немногословностью, серьезностью и многозначительностью высказываний. Он очень много курил, впрочем, мы почти все в то время много курили: ведь новости обсуждались в курилке и именно там можно было, хоть на пять минут, расслабиться и отвлечься от работы.
Он был самым возрастным в нашем отделе, не шутка – участник войны, и, как он сам себя охарактеризовал, «бывший мужчина».
Полковник считался по тем, советским, временам хорошо обеспеченным вдовцом: с квартирой, приличной военной пенсией, размер которой был гораздо выше нашей средней зарплаты, а еще и работал, так что кое-кто из сотрудниц имел на него вполне определенные виды. Я даже знала кто: Галина, бывшая телефонистка, отвечающая на письма жалобщиков.
Галине было чуть за сорок, и для женщины ее возраста вполне нормально было рассчитывать на внимание мужчины, жизнь которого уже мчалась в поезде, набравшем максимальную скорость, к последней остановке. Тем более, что полковник пару раз уже приглашал ее в кафе-мороженое и угощал бокалом шампанского и конфеткой (видимо на шоколадку денег пожалел). Этот случай с экономией шоколадки понизил до минимума шансы Галины. Мы подозревали, что у полковника кто-то есть: не потому, что он ухожен и не вызывает у женщин жалости, как многие одинокие мужчины, ведь сама армия приучает мужчин к аккуратности, просто частенько в его разговоре проскальзывало нечто о соседке.
А и правда, овдовевшие мужчины далеко за невестами не ходят, когда рядом есть соседки, подружки жены или друзья дома в юбке. Именно они, как правило, при потере хозяйки дома, согревают остывающий очаг.
Когда после серии перестроечных сокращений мы с полковником оказались за соседними рабочими столами, наше общение перешло на более доверительный уровень. Как-то, поддавшись особой ситуации, он поведал мне, что его единственный сын покинул в семидесятые годы Советский Союз и уехал жить в Западную Германию, женившись на немке, с которой вместе учился в Ленинградском Университете.
Для полковника, человека, прошедшего войну и служившего в армии в особых войсках, это было потрясением. Кроме того, тут же последовала отставка: карьера рухнула. Поведение сына полковник оценил как предательство: не простил, и больше с ним не виделся. Позже, когда с перестройкой открыли границы, жена полковника ездила в Германию увидеться с сыном, но несгибаемый полковник сказал свое веское слово: «Нет!»
Когда полковнику исполнилось семьдесят, он добровольно ушел с работы на пенсию, но регулярно на праздники приглашал весь наш отдел в гости: на плите пыхтел, издавая неприличные звуки и возбуждая наше обоняние, фирменный плов. Мы приносили с собой отличную закуску и вполне приличную выпивку, так как неплохо зарабатывали, ведь предприятия связи и банки работают при любых революциях, контрреволюциях и даже перестройках.
На праздниках бывший полковник приглашал танцевать исключительно молодых женщин, видимо, именно с нами он переставал ощущать себя «бывшим мужчиной», и не пожалел бы для нас шоколадки. Галю мне огорчать не хотелось.
Умер полковник ближе к восьмидесяти, от рака легких, но до последнего дня курил: таков был его выбор.
Мы все собрались в зале прощания. Вдруг, тихую скорбную музыку заглушил громкий женский плач, похожий на вой: незнакомая нам женщина в черном гипюровом платке так яростно оплакивала покойника, что меня взяла оторопь, перешедшая в нервный смех. Удержаться было невозможно, и я выскочила на улицу, занесенную снегом, отливающим в темноте мертвой синевой.
Так я входила и вновь выходила, наконец, женщина, которую я приняла за ту самую, таинственную соседку, перестала выть, и я мало – помалу успокоилась.
На поминки нас пригласил сын полковника, он прилетел из Западной Германии на похороны отца вместе со своей женой – немкой, которая и оказалась воющей женщиной.
Дородная белокурая красавица была отмечена той самой, как мы обычно считаем – русской прелестью, а скорее всего, и немецкой тоже, напоминающей идеал женственности для многих мужчин – красоту Марины Влади. В нее можно было влюбиться с первого взгляда и забыть о своих обязанностях перед близкими, ведь любовь крушит все препятствия на своем пути, не то что границы между странами. И только влюбленный человек понимает, что ни национальность, ни вероисповедание, ни цвет кожи не играет никакой роли, пока влюблен.