Женщина за стеной. Лирика

Ваншенкин Константин Яковлевич

Обучаю игре на гитаре

Мы к друзьям совершаем визит, О другом и не думая даре. Объявленье в подъезде висит: «Обучаю игре на гитаре». И прихлынула к сердцу волна, И струна загудела витая, За распахнутой створкой окна В переулках вечерних витая. Вы простите, но сам я не рад, Я сегодня как будто в угаре. Десять раз повторяю подряд: «Обучаю игре на гитаре». Я не знаю, как жил до сих пор, Это всё ни на что не похоже. Лишь послышится струн перебор, И тотчас же — мурашки по коже. Мелкий дождик весь день моросит, Лужи круглые на тротуаре. Объявленье в подъезде висит: «Обучаю игре на гитаре». Обрывается с крыши струя, Листья падают — чёт или нечет. И прислушайтесь:

это моя Осторожно гитара лепечет. Вам понравилось или вы так? Или, может, я правда в ударе? Написал же какой-то чудак: «Обучаю игре на гитаре». 1975

Послевоенное

Жмётся ситчика пестрота К гимнастёркам довольно частым. За рекой ещё пустота, Где садовым дремать участкам. А где белым стоять домам, Магазинам, химчистке, школе — Полевая дорога там Да с картофелем пыльным поле. Но как сбывшийся долгий сон, Так томительно и уместно, Возникает прекрасный стон Начинающего оркестра. В мытых окнах дрожит закат, День безоблачный провожая. На руках матерей лежат Дети нового урожая. 1975

Метель на военном кладбище

На военном кладбище метель. И фигуры эти из гранита Словно бы выискивают цель, Что в снегу клубящемся сокрыта. Замело по пояс и по грудь, Залепило густо их глазницы. Всё равно им виден этот путь — От Москвы до западной границы. Женщин речь отчётливо слышна, Радости былые и обиды. Только смерть им больше не страшна, Потому что все они убиты. И бредут из белой темноты Силой твоего воображенья, Да метели длинные жгуты Создают иллюзию движенья. 1975

"Полоска зари золотая…"

Полоска зари золотая Горела меж елей, когда Клубилась река, замерзая, Пытаясь уйти ото льда. Казалось, что эти морозы Осилить её не вольны. Но выросли утром торосы Посмертные маски волны. 1977

Баллада о гигантских шагах

Гигантские шаги! — С верёвкой столб над лугом. И делают круги Кто хочет, друг за другом. Разломленная тишь, И в слитном пёстром гаме Раскрученно летишь Гигантскими шагами. Но вот скажите мне — Понятно ль для потомка, Что значит на войне Попутная трёхтонка. Мелькнула по леску, Потом по косогору. Я выскочил к мостку И замахал шофёру. Он чуть притормозил, Но не удобства ради. Я ж, не жалея сил, Успел схватиться сзади. Но тело через борт Не перекинуть сразу. А он, спеша как чёрт, Наддал тотчас же газу. Уже стемнело чуть. И бедными ногами Я мерил этот путь Гигантскими шагами. По двадцать метров шаг. Паря почти как птица. А ветер пел в ушах, И страшно отпуститься. Стонал карданный вал И на ухабах ухал. Я сбоку оставлял Дымки походных кухонь. Я нёсся всё быстрей, Мчал мимо — как спросонок Зенитных батарей И бомбовых воронок. Когда ж остановил Шофёр свою трёхтонку, Мне не хватило сил Дать ходу потихоньку. Он пнул ногою скат, Пошёл к рядку палаток. Заметил: — А, солдат. Доехал? Ну, порядок!.. 1977

"С Симоном Чиковани…"

С Симоном Чиковани, Расслабленные столь, Сидели на диване В гостинице «Бристоль». Вечерняя Варшава За окнами текла, Вершила и свершала Привычные дела. Каштаны в полном росте Стремились от земли. Назад минуту гости Простились и ушли. Средь комнаты висели Табачные пласты. (Бутылки «Енисели», Естественно, пусты.) Но поздняя прохлада Ползла, как будто с гор, И, не теряя лада, Тянулся разговор… Опять

за пеленою Видны издалека — Лицо его худое И тонкая рука. 1977

Жёны поэтов

В прошлое взглядом пройдуся, Где мы бывали стократ. Галя, Лариса и Дуся — Жёны поэтов стоят. У освещённого входа Снежный взвивается прах. Сколько, однако, народа, Шума на тех вечерах!.. Как они гордо встречали С невозмутимостью всей Радости или печали Их беспокойных мужей. На слово, что ли, поверьте: С ними, а часто одни, Всё-таки в той круговерти Счастливы были они. Послевоенные годы. Слабо устроенный быт. То ли от вьюжной погоды, То ли от строчек знобит. 1978

Змея

Ту ошибку свою Вспоминаю нередко. Наступил на змею — Был уверен, что ветка. Оказалась больна Там, где рыжая влага, Иль решила она Притвориться за благо? Отскочил через миг — Так сработала сила. А она напрямик По траве проскользила. С дрожью крикнул: «Убью!..» И, бродя средь осинок, Целый месяц змею Ощущал сквозь ботинок. 1978

Баллада о псе

Пёс пропал три дня назад. Он хозяину был нужен Охранять фруктовый сад. Сам хозяин стал недужен. Сам хозяин стал слабак Обходиться без собак. Но сейчас была зима, — Жили в городе зимою. Хлопьев крупных кутерьма За гардиною слепою. Вьюги бешеный накат. Пёс пропал три дня назад. Стыл в стакане крепкий чай. Поздний час. Очки. Газета. Вдруг хозяин слабый лай Вдалеке расслышал где-то. Он рванул окно, позвал. Бил в лицо метельный вал. К лифту кинулся скорей. Вниз немедленно. И что же? Пса увидел у дверей. Тот присмотрен был, похоже. Шерсть мерцала, коротка. И — обрывок поводка. Поднялись тотчас же в дом, Где теперь он главный стержень. Добрый пёс вилял хвостом, Но был сыт и странно сдержан. Он вздыхал и заодно Стал коситься за окно. Скоро нужно, как во сне, Выезжать, смотреть за домом И готовиться к весне На участке том садовом, Скуку зимнюю гоня… Пёс пропал назад три дня. Что же, планы под откос? Хмур хозяин, как отшельник. Но опять явился пёс. Был на нём чужой ошейник. И конечно, за пургой Кто-то ждал его другой. А потом совсем исчез, Канул словно бы по знаку. Дел скопилось позарез, И, другую взяв собаку, Влез хозяин с ней в такси, С горьким привкусом тоски. И его сомненье жгло Над решением задачи: Сделать выбор тяжело По-людски и по-собачьи. Может быть, причина — в нём. Так он думал долгим днём. Но потом привык — дела. В день прольёшь немало пота. Столько яблоня дала, Что куда девать — забота. Бодр ещё в свои года. И собака хоть куда. 1978

Московский долгожитель

Не горец, не из сакли, Где облако в дверях. Но годы не иссякли И кое-чем дарят. Те годы так гудели, Что звон в крови возник. И как он, в самом деле, Протиснулся сквозь них? Сквозь горе и отраду. Да так вот — не робей! Он скачет по Арбату, Московский воробей. Московский долгожитель — Сквозь дождь и снежный дым. А вы им дорожите ль? Так дорожите им. 1978

Старый поэт

— А как я живу? — Смотрит чёртом, журнал отложив. Ещё на плаву, До сих пор, представляете, жив. Но прочно забыт. Не смущайтесь, я знаю давно. Немного знобит. Ничего, я прикрою окно? Такие дела. Вот вам строчки недавнего дня: Жизнь мимо прошла, Просвистев, не попала в меня… 1978