Женщина за стеной. Лирика

Ваншенкин Константин Яковлевич

Пустяк, а тоже не к лицу, Несправедливая природа, Поэту или мудрецу Давать обличие урода. А жизни рвущаяся нить, А эти взрывы эпидемий, Которые предотвратить Не в силах сотни академий! Или — ещё! — передо мной Недавний мир цветущих вишен Под снегом, выпавшим весной, Несправедливостью унижен. 1967

"Темнея колонной ствола…"

Темнея колонной ствола Над крышей из толя, Огромная липа спала, Как

принято, стоя. Был весь её облик суров, — Плыл полдень, рассвет ли, Чернели подобьем стволов Вершинные ветви. Но, в память давнишних побед, Двухсотой весною Вдруг выгнала гибкий побег Над самой землёю. И были листочки на нём Свежи и пахучи, Мерцали зелёным огнём, Лишь каплю похуже. Но в грозных законах родства И вешнего сока Шумела другая листва Уж больно высоко. 1967

Брошенная

Не венчана и не расписана, Жестоко брошена с дитём, То вверх по улочке, то вниз она Идёт намеченным путём. Когда она выходит на люди, Глядят из каждого окна. Ступает будто бы по наледи Насторожённая она. С каким скрываемым усилием Она минует каждый двор. Старух загорьевских консилиум Уже ей вынес приговор. «…Ну, ничего, потерпим капельку — И лучше будет нам, чем тут. Глядишь, устроимся на фабрику, И место нам в яслях дадут. И станешь там ширять лопаткою В песке, пока не надоест. А может, будем с новым папкою — Ужель на жизни ставить крест!..» А перед взором чуб соломенный, Что так мучительно знаком, С цветочком белым над заломленным Потрескавшимся козырьком. 1967

"Утеряны в жизни тобой…"

 Утеряны в жизни тобой Письмо или книга, Дымок за лесною тропой, Блеск давнего мига. Наткнёшься случайно совсем Растерянным взглядом На что-то, с утраченным тем Лежавшее рядом. А ты и не думал уже, Иного желая, Что вдруг отзовётся в душе Потеря былая. 1967

"Бегло вспомнишь мелькнувшее что-то…"

Бегло вспомнишь мелькнувшее что-то, А потянешь за тонкую нить, И невольно заденет забота, И не в силах ты это забыть. И другое тебя сторонится, Отступая в предел темноты, Так, при чтении с трудной страницы Час, бывает, не сдвинешься ты. Так, артист, уходящий со сцены, Всё постигший на этом пути, Вдруг не может под смех откровенный, Тычась в занавес, выход найти. 1967

"Тёмный лес над водою колюч…"

Тёмный лес над водою колюч. В отдалении лает собака. Млечный Путь — как прожекторный луч, В поздний час наведённый из мрака. Мимо наших свершений и дел, Мирных лет и разрухи военной — В неизвестный какой-то предел Из другого предела вселенной. Он над нами свеченье простёр, Но за вечным

сиянием следом Мне бы этот холодный простор Осветить своим собственным светом. Мне бы редкой цепочкой огней Кратковременный путь обозначить И внезапной задачей своей Непременно себя озадачить. 1967

"У наковален и у готовален…"

У наковален и у готовален, Хотя б раз в жизни и хотя б на миг, Любой из нас бывает гениален, Как если бы в суть жизни он проник. Такое обжигает озаренье, И до таких возносимся вершин. Что все предметы видно в отдаленье И что иными судьбами вершим. Чужда мне репутация провидца, Не тщусь войти в созвездье мудрецов, — Мне б только к самому себе пробиться, Достичь своих же лучших образцов. 1967

Колодец

Вовсе не внове Нам эта снасть. Леской при клёве Цепь напряглась. Чую, куражась В звуках двора, Дальнюю тяжесть, Полность ведра. Гулки и вески, Словно плоды, Падают всплески Лишней воды. Мудрое что-то В этом труде. Эта забота, Что о воде, — Право, из лучших Наших забот. Будто игрушки Крутишь завод. К свету, синея, Всходит ведро, Как из туннеля Поезд метро. 1968

Одуванчики

Одуванчики, одуванчики, Одуванчики возле ног. Сидят девочки на диванчике, И плетут они свой венок. Жёлтый цвет, он таит неверное, Им сегодня весь луг облит. А сосед их уже, наверное, Он острижен или обрит. Всех, от Петечки и до Ванечки, Ждёт районный военкомат. Все вы, мальчики, одуванчики, Ваши волосы облетят. Прошагают зелёной травкою Ваши пыльные сапоги. Ты, дружочек, перед отправкою На минуточку забеги. 1968

"Фон голосов — как треск цикад…"

Фон голосов — как треск цикад. Меня в том доме принимали. Печеньице или цукат Брал щипчиками из эмали. О, как благоухал стакан Свежезаваренного чая. А я сидел как истукан, На их вопросы отвечая. Потом по мокрой мостовой Яично растекались фары, И путь сопровождали мой Стоящие в воротах пары. Они, продрогшие вконец, Бездомны были совершенно. Их поцелуй — уже венец, Всего возможного замена. Неспешно, сквозь ночной туман, Я доходил до общежитья, И если не остыл титан, То это было как открытье. Чтоб никому не помешать, Я шёл к окну, где еле-еле Свет падал на мою тетрадь, — Лишь строчки явственно темнели. Писал про то, как бой жесток, Как дымно догорают танки, — И пил из кружки кипяток, И ел, ломая от буханки. 1968