Женщины Флетчера
Шрифт:
– Думаю, она не захочет подниматься, Джонас. Она жутко нервничает. И неудивительно – по мне, если кого и надо арестовать, так это ее. Когда я нашла вас на полу...
Джонас перебил ее:
– Скажи ей, что я сейчас спущусь.
Афина и вправду нервничала. Она металась по гостиной, будто какой-то экзотический дикий зверь, и была очень бледна. Джонас заметил, что она начеку и старается держаться на безопасном расстоянии от него.
– Я не дам тебе засадить Гриффина в тюрьму,– прямо заявил он.
Чернильно-синие
– Почему? Ты устранишь его со своего пути, раз и навсегда...
– Я сказал, нет.
Теперь Афина совершенно рассвирепела и, залившись краской, накинулась на него:
– Джонас, эта девица лежит сейчас у него дома – в его постели,– приходя в себя после нелегального аборта!
Джонас закрыл глаза. Он чувствовал, как алкоголь смешивается с яростью в его крови, притупляя непрерывную головную боль.
– Нет,– хрипло прошептал он.– Нет.
– Я не могу поверить, что ты позволить Гриффину избежать наказания за это!
Внезапно язык Джонаса вышел из-под контроля разума: он лепетал что-то о Гриффине, об отце Рэйчел, – Эзре Маккинноне. Джонас впал в странное состояние, утратив способность понимать собственные слова – казалось, они доносились до него сквозь закрытую дверь.
Но глаза Афины расширились, и она начала пятиться от него, выставив перед собой руки, тряся головой, вновь и вновь бормоча его имя.
Медленно, спокойно Джонас направился к ней.
Джон О'Рили прибыл на пароходе «Стэйтхуд» около полудня и привез с собой весь хинин, какой сумел достать во все еще погруженном в хаос Сиэтле. Вместе с Гриффином. Флетчером они боролись с не сдававшей позиции эпидемией, изредка переговариваясь и избегая смотреть друг другу в глаза. Гриффин полагал, что Джону, как и ему самому, не хочется видеть отраженную в глазах другого врача безнадежность ситуации.
В тот вечер наступило временное затишье, и они направились в пустую столовую палаточного городка, где не было видно никого, кроме Чанга, и налили себе по кружке несвежего, горького кофе. Даже когда они сели друг напротив друга, в полумраке сырого шатра, Джон по-прежнему старался не смотреть Гриффину прямо в лицо.
– В чем дело? – после долгого, невыносимого молчания спросил Гриффин.
Наконец Джон О'Рили поднял на него усталые голубые глаза:
– Гриффин, сегодня утром умер Дуглас Фразьер.
– О Боже...– Гриффин опустил голову, притворяясь, будто весьма заинтересовался содержимым своей кружки.
Голос Джона прозвучал грубовато-ласково:
– Гриффин, это был не человек, а чудовище. Он торговал женщинами и еще Бог знает чем.
Гриффин сглотнул слюну:
– Он все же был человеком, Джон. И вот теперь он умер. Казалось, после этих слов говорить было не о чем.
В оцепенении Гриффин допил омерзительный кофе просто потому, что это
Подсознательно он весь день ждал появления начальника полиции Провиденса и мало удивился, когда Генри перехватил его у самого выхода из столовой. Рядом находился и судья Шеридан, и оба они были вооружены. Серебристые никелированные дула пистолетов блестели в свете факелов из сосновой смолы, горевших по обе стороны входа в шатер.
Гриффин остановился, и то, что они явились за врачом, нелегально сделавшим аборт, с таким количеством оружия, мрачно позабавило его. «Значит, я настолько опасен», – подумал он.
Усы Генри трепетали, в точности как и в то воскресенье в церкви, когда Гриффин предложил ему бросить булыжник в Филда Холлистера.
– Давайте только без шума, док, – дрожащим голосом проговорил представитель власти.
Гриффин позволил себе бросить красноречивый взгляд на пистолет в его руке:
– Я понял.
Джон О'Рили, который поначалу онемел, очевидно, поражен этой демонстрацией силы закона в Провиденсе, наконец снова обрел голос. Он, однако, адресовал свои слова не Генри, а судье:
– Эдвард, из-за чего все это?
Генри и судья обменялись оторопелыми взглядами, потом последний пробормотал:
– Мы не хотели, чтобы эта новость дошла до вас таким образом, Джон. Однако теперь мы ничего не можем поделать – правосудие должно свершиться.
Гриффину слово «правосудие» показалось крайне забавным и он расхохотался.
– Это не правосудие, господин судья, и вам отлично это известно,– сказал он.– Афина сочинила эту историю, чтобы отомстить за свою уязвленную гордость.
Лицо Шеридана осталось холодным, но его глаза сверкнули негодованием.
– Афина Бордо мертва, – отрезал он. – И никто не знает об этом лучше, чем вы, Флетчер.
Джон охнул и схватился за сердце:
– Нет...
Гриффин, находившийся в состоянии оцепенения, не смог даже шелохнуться, чтобы помочь другу.
– О чем вы, черт возьми, говорите? – рявкнул он, не отводя глаз от лица Шеридана.
– По утверждению гробовщика, это случилось часа два назад,– осмелев, вставил Генри.– Ты убил ее, Гриффин, и в моем городе убийство тебе не сойдет с рук!
Гриффин уже был в состоянии пошевелиться; он в тревоге отвернулся от Шеридана и начальника полиции и взглянул на Джона. Выражение глаз друга пронзило его, точно кусок раскаленного железа.
– Ты сказал, что убьешь ее,– сломленно прошептал старик. – В тот день, в моем кабинете, ты сказал, что убьешь ее собственными руками...
– Ее задушили,– подтвердил Генри, преисполнившись важностью собственной роли. – Трахея передавлена.
– Заткнись! – бросил судья Шеридан, видя пугающее, безумное горе Джона О'Рили.– Мы говорим о дочери доктора О'Рили!