Женщины у колодца
Шрифт:
Он прошёл мимо курительного салона, заглянул туда и остановился в дверях. Поклонившись, он хотел уйти, но было неловко, потому что там сидели знакомые — адвокат Фредериксен, чистивший ногти перламутровым ножичком и болтавший с Рейнертом. Оба курили.
Франк не подошёл к ним ближе, но не хотел скрываться. С какой стати? Ведь его всё-таки знают и признают. Он заговорил с Рейнертом из дверей и сказал ему, что встретил здесь их прежнего школьного товарища.
— Он спрашивал про тебя, — прибавил Франк.
Рейнерт ничего не ответил. Он представился, как будто размышляет о чём-то.
— Он тут служит кочегаром, — продолжал Франк.
— Да? — ответил рассеянно Рейнерт.
— Кто
— Один наш школьный товарищ, — отвечал Рейнерт. — Да, я очень радуюсь, что ещё раз увижу «Корневильские колокола» 13 , — сказал он, продолжая свой разговор с Фредериксеном.
— Я не видал этой пьесы, — отвечал адвокат.
13
Речь идёт о комической оперетте «Корневильские колокола» (1877) французского композитора Робера Планкета. Простота музыкального языка, живые образы, романтическая приподнятость способствовали её широкой популярности.
— Клаузен в ней великолепна. Это все говорят.
— У меня так мало времени для театра и для цирка, — нарочно громко произнёс адвокат. — У меня моя работа в стортинге и, кроме того, я ведь председатель одной парламентской комиссии...
Франк понял, что ему тут нечего делать и пошёл дальше. Он снова отправился искать тёплое местечко и тихонько улыбался про себя. Он ведь знал больше языков, чем они оба вместе. Фредериксен же не знал ничего, кроме нескольких слов по-немецки. Это было всё.
Однако и адвокат Фредериксен мог самодовольно улыбаться. Он знал языки лишь настолько, насколько это ему было нужно, так же, как и анатомию. Теперь он возвращался к своей комиссии, хорошенько отдохнув, и тотчас же намерен был приняться за ожидавшую его работу. Эти заседания в комиссиях были вовсе не плохи. В газетах сообщалось о его возвращении и он мог получить из государственной кассы деньги на проезд и содержание во время пути. Вечером он встречался со своими коллегами и другими равными ему лицами за стаканом пунша и длинной трубкой. Это придавало ему вес в глазах других и какая-то мелкая местная газетка даже назвала его, в числе прочих, будущим государственным советником. Разумеется, это не могло ему повредить. Даже наоборот, он был доволен, будущее было перед ним и он мог уже, разговаривая с небрежным видом, вытащить из кармана перочинный ножичек и чистить себе ногти.
И вот трое детей маленького приморского городка, Франк, Рейнерт и адвокат, ехали в Христианию, каждый имея перед собой своё собственное будущее, свои честолюбивые мечты и свои планы.
Родной город снова удалялся от них, оставаясь позади.
Отсутствие Франка мало ощущалось в его семье, разве только бабушка почувствовала перемену, так как ей не надо было ходить на цыпочках и она могла греметь посудой на очаге сколько ей угодно. Но это всё же нельзя было назвать переменой к лучшему. Каморку брата наследовал Абель; конечно это было всё равно, так как он проводил в ней только ночи. И притом, он ведь не был учёным.
Адвокат Фредериксен оставил, впрочем, совсем другого рода пробел со своим отъездом. Не то чтобы у него были уже такие большие дела в городе, все эти дела можно было посылать ему по почте и он мог рассматривать их, сидя на скамье в стортинге. Но адвокат заключил до отъезда предварительное соглашение с фрёкен Ольсен, и она вероятно чувствовала его отсутствие. Во всяком случае, ей должно было казаться особенно тихо, когда перестал раздаваться громовой голос Фредериксена, и по лестнице больше не слышались его тяжёлые шаги. Может быть,
— Чего мы собственно добиваемся в этой жизни? — ораторствовал он. — Чтобы нам было хорошо, чего же другого? Мы стремимся подниматься вверх и наше положение улучшается. Мы живём лучше, едим и одеваемся лучше, откладываем деньги, становимся состоятельными, приобретаем дома в городе, имеем доли в торговых судах, летние виллы, экипажи, лодки — словом всё, что угодно! Мы не делаем ничего такого, что нам не нравится, мы не стараемся сгладить неровности — пусть это делают другие, каждый по своему вкусу! А потом... потом мы заводим дела и даём людям работу. Мы можем тогда кругом протягивать свою руку, несущую помощь. Мы слышим о семье, не имеющей крова, и поселяем её в одном из наших домов. «Пожалуйста, поселяйся тут, вместе со своими!» Мы слышим о несчастных случаях и сейчас же являемся на помощь. И мы вовсе не жестокосердны. Если матросы становятся калеками, выполняя свою опасную работу, то мы вступаемся за них и защищаем их права. Таким путём между нами развивается солидарность. Мы добиваемся прогресса и демократии. Предоставьте нам привести в порядок всё, что касается службы нашему знамени и отечеству...
— Разумеется, — соглашалась с ним фрёкен Ольсен.
— Не правда ли? Так всё идёт на свете и так должно идти! Но не хорошо быть человеку одному. Как он сам так и его положение нуждаются в помощнице, фрёкен Ольсен...
— Не хотите ли закурить сигару? — прервала она его.
— Пожалуйста. Благодарю! Так вот, я сказал: помощница. Она необходима по многим причинам. В доме должна быть хозяйка. Она должна держать комнаты в порядке, делать закупки для дома. Приходит кто-нибудь и желает говорить с её мужем. Но он занят, он в государственном совете, и она служит его представительницей. К ней обращается за её влиятельной поддержкой административный совет какого-нибудь учреждения, приюта для стариков или для слабоумных и она ставит своё имя под воззванием. Она заняла теперь более высокое положение, достигла большого почёта, но зато у неё явились новые обязанности. Она не может от них отказаться, так как на неё обращено внимание общественного мнения и общество ставит ей свои требования. Могли бы вы выполнить эти требования, фрёкен?
— Я? — воскликнула, смеясь, фрёкен Ольсен. — Право не знаю. Но, если это будет нужно, то конечно я смогу это сделать. Как вы думаете?
— В этом я уверен. Теперь надо выяснить окончательно, хотите ли вы этого? Со времени нашего последнего соглашения прошло уже несколько месяцев. У вас было время много раз подумать об этом. Но я жду некоторых перемен, которые должны наступить. Спешить нечего, я даю вам ещё больше времени.
— Соглашение, говорите вы? Какое соглашение? — спросила она, несколько удивлённая его словами.
— Милая барышня, я говорю о нашем предварительном соглашении. Разве вы не помните? Это было на свадьбе вашей сестры. Я думаю, что мы были тогда единогласны.
— Да, разногласия между нами не было.
— Вот видите ли!
— Но ведь это вы придумали такое соглашение!
— Ну да, об этом я не буду спорить с вами. Я больше всего говорил, — это вы правы. Я дал вам своё обещание...
«Она немного представляется», — подумал Фредериксен, но чтобы быть более уверенным, кое-что выяснить и заставить её высказаться по поводу того, что бросилось ему в глаза, он решил продолжать. Эти художники, явившиеся в дом, пожалуй могут у него из-под носа выхватить девушку. Это было бы недопустимо и вот на это именно он хотел намекнуть в своём обращении к ней.