Женщины времен июльской монархии

Бретон Ги

— Полковник, несколько недель назад я вам писал. Вы тогда не смогли сразу дать ответ моему адъютанту. Я понял, что вам необходимо подумать. Я не мог поверить, что ваше молчание будет окончательным ответом. Теперь я вижу, что был прав. Я подготавливаю великое предприятие и хотел бы, чтобы вы приняли в нем участие.

Потом, с понимающей улыбкой, принц добавил:

— Впрочем, г-жа Гордон, которая, совершенно очевидно, находится под вашим обаянием, настоятельно просила меня, чтобы ваше участие в деле было значительным. Должен признать, полковник, что, как и вы, я не в силах отказать хорошенькой женщине.

Нитка, за которую дергали, была слишком заметна, но Бодрей, ослепленный любовью, увидел в этих словах лишь бесспорное свидетельство интереса, который к нему проявляла певица…

Покраснев до ушей, он поблагодарил принца, сказал, что польщен, и, не отрывая взгляда от полураскрытой постели прекрасной Элеоноры, пообещал свою поддержку, не зная даже, чего от него ждут.

Луи-Наполеон встал, протянул мягкую руку, которую воодушевленный краткой речью

полковник лихорадочно пожал, и удалился.

Почти в то же мгновение г-жа Гордон вошла в комнату и, не говоря ни слова, прижалась к полковнику. После долгого поцелуя она лишь мимикой дала понять, что готова подарить ему лучшую часть себя самой.

С этого момента события стали развиваться стремительно.

У Водрея, правда, не было никакого политического опыта, но зато он умел задрать женскую юбку, опрокинуть даму на кровать и в течение нескольких минут создать у нее полную иллюзию того, что вся страна оккупирована казаками. Не прошло и мгновения, как прекрасная Элеонора оказалась раздавлена, истискана, истрепана, четвертована до такой степени, что в заключительный момент оказалась не в силах издать ту знаменитую, полную артистизма ноту, которая обычно вызывала восхищение у партнеров…

Всю ночь ей пришлось выдерживать сладостные атаки полковника, желание которого, казалось, с каждым разом только увеличивалось.

На следующее утро Бодрей был бескомпромиссен:

— Я обязан вернуться в Страсбург, но тебя я забираю с собой. Я поселю тебя в квартире неподалеку от казармы.

Г-жа Гордон влюблено улыбнулась. Квартира рядом с артиллерийской казармой — да это же позиция, лучше которой и не придумаешь, прямо в центре Страсбурга. Она с воркованием согласилась…

Перед тем как покинуть Баден-Баден, Бодрей еще раз встретился с Луи-Наполеоном, который в самых общих чертах ознакомил его со своими планами и сообщил, что для поддержания безопасной связи с ним решил придумать себе псевдоним и назваться каким-нибудь персонажем.

— Ну, скажем, я буду вашей маленькой невестой, — сказал он просто.

Но так как полковник, совершенно обалдевший, смотрел на него круглыми глазами, он уточнил:

— Я буду называться Луизой Вернер… А вы можете взять себе имя, какое захотите…

После этого, полный достоинства, он вернулся в свои апартаменты.

Через два дня Водрей привез г-жу Гордон в Страсбург и поселил ее в доме номер четыре по улице Орфелен. Дом располагался прямо напротив казармы.

Теперь каждое утро, перед тем как явиться на службу, он наносил своей любовнице краткий визит. Продемонстрировав ей свои лучшие чувства, он рассказывал Элеоноре о состоянии умов страсбургских офицеров. За исключением генерала Вуароля, преданного Луи-Филиппу, все, казалось, одобряли приход нового Бонапарта. Так что дела принца шли как будто неплохо.

«Водрей радовался, — рассказывает Реймон Пено, — видя радость в глазах своей очаровательной подруги». Однако он все еще не решался броситься в авантюру с головой. Он обещал свою поддержку, он обожал г-жу Гордон, но как все дисциплинированные военные, он чувствовал себя не очень ловко в момент измены…

Догадавшись, какие муки совести терзают ее любовника, Элеонора попросила принца написать ему. Луи-Наполеон послал полковнику довольно странное для заговорщиков письмо. Вот его текст:

«Месье, я не писала вам с того дня, как уехала, потому что сначала ждала, когда вы сообщите свои адрес. Однако сегодня, когда вы заняты приготовлениями к свадьбе, мне хочется написать вам несколько теплых слов. Вы неплохо меня знаете и, конечно, осведомлены о чувствах, которые я к вам питаю. Но мне доставляет огромное удовольствие самой сказать об этом, и я не в силах больше молчать. Месье, теперь вам принадлежит все, что заставляет биться мое сердце: прошлое, настоящее, будущее. Раньше, когда я вас не знала, я жила словно без руля; подобно мореплавателю пустившемуся на открытие новых миров, я черпала веру в успех в собственном мужестве; у меня было много надежд и мало уверенности. Но с тех пор как я увидела вас, месье, мне показалось, что горизонт прояснился, и я могу крикнуть: „Земля! Земля!“

Я считаю своим долгом в нынешних обстоятельствах, когда мое замужество зависит от вас, еще раз выразить вам свое дружеское расположение и сказать, что, каким бы ни оказалось ваше решение, что никак не повлияет на мои чувства к вам. Я хочу, чтобы вы действовали исключительно в соответствии с вашими убеждениями и были уверены, что, пока я жива, я буду с нежностью вспоминать ваше. прекрасное ко мне отношение. Буду также счастлива, если когда-нибудь смогу доказать вам свою признательность.

А пока, в ожидании сообщения, выйду ли я замуж или останусь старой девой, прошу вас рассчитывать на мою самую искреннюю любовь.

Луиза Вернер» .

Это письмо буквально гальванизировало Водрея. Он поклялся себе ни в коем случае не допустить, чтобы принц Бонапарт остался старой девой, и поспешил броситься к ногам Элеоноры.

— Принц мне написал, — сообщил он ей. — Я — его Земля! Он может рассчитывать на меня. Вы все можете рассчитывать на меня. Он выйдет замуж!..

Г-жа Гордон не знала содержания высочайшего письма. И тем не менее ей показалось, она поняла, несмотря на взволнованные слова полковника, что он готов принять участие в заговоре…

К тому же предстояло еще на период до совершения государственного переворота оградить Водрея от влияния генерала Вуароля и нескольких офицеров, преданных правительству, тогда как Персиньи должен был продолжить бонапартистскую пропаганду в Страсбурге.

Как-то утром Элеонора, нежась в его объятиях, сказала:

— А что, если мы совершим маленькое путешествие как молодожены? Мне так хочется побыть с тобой наедине.

У Водрея был маленький домик в деревне под Дижоном. Вне себя от радости, он повез туда Элеонору. «Там в течение двух недель, — сообщает Альфонс Бомон, — только и занимались, что живыми картинами, вдохновленные Кама-Сутрой». Женщина с головой, г-жа Гордон ни на минуту не забывала намерений принца. В перерывах между двумя всплесками чувств она подготавливала полковника к главной роли, которую ему предстояло сыграть в момент мятежа .