Женщины времен июльской монархии

Бретон Ги

Но все прогулки с кузиной, чьи крепкие грудки уже заметно вырисовывались под блузкой, воздействовали на принца страшно возбуждающе. После таких прогулок несчастному приходилось искать выход своим чувствам в ближайших селениях. «Луи-Наполеону случалось, — сообщает Симон Жоливе, — внезапно покинуть юную принцессу с букетиком собранных цветов под предлогом, что ему требуется сбегать кое-куда, а тем временем углубиться в густой лесок и там поделиться избытком своего чувства с какой-нибудь павушкой…».

После этого, умиротворенный, он возвращался к Матильде, успевавшей за это время дособирать свой букет, и продолжал философствовать о вечности человеческой любви и о томлении душ…

Как все влюбленные, Луи-Наполеон и Матильда придавали большое значение символам. Никогда не обойдут они с разных сторон встретившееся на пути дерево. Никогда она не подарит ему гвоздики. Никогда в жизни не повалит он какую-нибудь пастушку на папоротник, на котором спала его кузина…

Однажды вечером, когда они возвращались бегом в замок, вымокшие до нитки под проливным дождем, на их глазах молния ударила в дерево и расколола его пополам.

Луи-Наполеон схватил невесту за руку:

— Наш брак будет разрушен судьбой! — произнес он.

Через несколько дней король Жером приехал за своей дочерью. Он объяснил, что ей нужно ехать в Штутгарт, чтобы получить там благословение деда, короля Вюртембергского:

— Сразу после этого мы объявим помолвку. Перед тем как покинуть Арененберг, Матильда подарила Луи-Наполеону трость с золотым набалдашником, изображавшим собачью голову. В обмен на этот символ верности принц надел на пальчик невесты кольцо с бирюзой в виде незабудки…

— Мы поженим их в августе, — сказала Гортензия королю Жерому.

— Пятнадцатого, в день Святого Наполеона!

Матильда, заливаясь слезами, поднялась в карету отца. Луи-Наполеон вскочил на подножку, поцеловал девушку в последний раз и, вопреки «острому предчувствию», прошептал ей:

— До скорого!

Это произошло 25 мая 1836 года. Они встретились снова только через двенадцать лет…

ПОДГОТАВЛИВАЯ ПЕРЕВОРОТ В СТРАСБУРГЕ, ЛУИ-НАПОЛЕОН РАССЧИТЫВАЛ НА ПОМОЩЬ ПЕВИЦЫ, ГОСПОЖИ ГОРДОН

Республика — это красивая грудастая и толстозадая женщина, которая вскармливает грудью, напевая.

Жюль Ферри

Как только Матильда покинула Арененберг, Луи-Наполеон смог целиком посвятить себя делу, которое несколько месяцев назад ему предложил прибывший из Лондона авантюрист, виконт Фиален де Персиньи . Речь шла, ни больше и ни меньше, о попытке государственного переворота в Страсбурге при поддержке армии, затем поход на Париж и захват власти.

В начале лета небольшая кучка офицеров, предупрежденных Персиньи, заявила свою готовность поддержать принца.

К сожалению, две самых важных в городе фигуры, а именно: полковник Бодрей и генерал Вуароль, пока еще не были привлечены к заговору.

— Очень важно, — сказал Луи-Наполеон Персиньи, — увлечь этих двоих нашей идеей. Их участие привлечет других и укрепит тех, кто уже примкнул к нам. Бодрей, командующий 3-м и 4-м артиллерийскими полками, а также батальоном понтонеров, наш безусловный союзник. Именно в 4-м артиллерийском император получил свое первое боевое крещение при осаде Тулона. И тот же 4-й встретил его в Гренобле после возвращения с острова Эльбы. Этих воспоминаний вполне достаточно, чтобы я мог обратиться к этим людям с предложением последовать за мной. Но сначала надо, чтобы к нам присоединился Водрей. Я знаю, что он принимал участие в большинстве войн империи и что при Ватерлоо сражался геройски. Он один командовал двадцатью четырьмя орудиями. Я также знаю, что правительство Луи-Филиппа обидело его, ни разу не повысив в звании. Но мне известно и то, что этот бывший солдат императора — человек долга, свято чтящий дисциплину и противник всякого беспорядка. А это значит, что, не считаясь с собственными убеждениями, он, не задумываясь, бросит своих людей против нас.

— А что, если у него есть какая-нибудь слабость? — предположил Персиньи.

— Наведите справки!

Через несколько дней агент виконта вернулся в Арененберг с довольным лицом.

— У полковника Водрея есть слабость, — объявил он.

— Какая? — спросил принц.

— Он любит женщин…

Луи Бонапарт и Персиньи, улыбнувшись, переглянулись. Теперь они знали, как обеспечить себе поддержку ретивого полковника.

И вот в очередной раз женщине предстояло выйти из тени и написать еще одну страницу нашей истории.

Эту женщину отыскал Персиньи.

— Она должна быть красивой, умной, хитрой, бонапартистской, чувственной, не особенно строгого нрава, — объяснял Луи-Наполеон.

Виконт поклонился:

— Все эти качества соединены в одной женщине, с которой я познакомился в Лондоне. Ей двадцать восемь лет, она родилась в Париже, ее девичье имя Элеонора Бро. После учебы в парижской и миланской консерваториях она пела в Венеции и Лондоне. В 1831 году она вышла замуж за сэра Гордона-Арчера, военного комиссара при франко-испанском легионе. Потом она пела в Риме и Флоренции, где ее муж умер от тифа. Убежденная бонапартиста — ее отец был капитаном императорской гвардии, она возвратилась в Англию, где несколько раз выступила перед королем Иосифом. Вот там-то я ее и встретил в 1835 году…

Что-то вспыхнуло в сумрачном взгляде Луи-Наполеона:

— Какова она в обнаженном виде?

Персиньи, на воодушевление которого было приятно смотреть, стал описывать свою любовницу такими эпитетами, которые вполне подошли бы Сикстинской капелле…

Принц кивнул:

— А в постели?

На этот раз Персиньи с удовольствием стал делиться личными воспоминаниями и рассказал о непокорной и изобретательной натуре г-жи Гордон в области любовных утех. Картина показалась столь соблазнительной, что Луи-Наполеон выразил желание увидеться как можно скорее с такой исключительной женщиной и самому оценить ее достоинства.

— Где же она сейчас?

— В Баден-Бадене. У нее там 1 июля концерт. Я уже приобрел билеты…

В восторге от этой волнующей перспективы, Луи-Наполеон тут же велел везти себя в Готлибен, где и провел с предполагаемой дочерью Хадсона Лоува одну из тех ночей, которые в жизни мужчин не забываются.

Несколько дней спустя принц и Персиньи уже сидели в огромном зале казино в Баден-Бадене.

Занавес внезапно поднялся, и на сцену вышла дама солидных размеров. Рост ее приближался к отметке 1, 80 м. У нее были черные как смоль волосы, сверкающие огнем глаза, широкие, как у гренадера, плечи и гигантская грудь.