Женские праздники (сборник)
Шрифт:
В художественном салоне Женя заинтересовалась браслетом с овальным агатом. Браслет, тоже овальный, красиво охватывал запястье, подчеркивая смуглость кожи.
– Нержавейка? – спросил Федоров.
– Вы, молодой человек, на цену посмотрите, – заметила продавщица, годившаяся ему в дочери.
Женя со вздохом расстегнула браслет и положила на прилавок.
– Выпишите, – попросил Алексей.
– Ты с ума сошел! Мы ж останемся без копейки!
– Считай, что платит мой очкарик за то, что я сделал ему рекламу. – Он укоризненно взглянул на продавщицу. – Ну, что же вы, мамаша?Женя заперла изнутри дверь их номера.
– Ты чего? – удивился он.
– Не выпущу! Он будет три дня развлекаться, а я тут…
– Женька, брось дурить.
– Пощелкать ему захотелось! – она оттеснила его вглубь комнаты. – Щелкунчик!
– Жень, у нас мало времени…
– У нас? – она округлила глаза. – У нас с тобой, Лешенька, вагон времени. Большой такой, мягкий-мягкий и пустой-препустой вагон на двоих…
– Эй!.. – Алексей тихонько
Он стоял, одетый, на коленях возле кровати, за окном начинало смеркаться, а она все спала.
– Встава-ай, – он потряс ее за плечо, – вставай, а то без нас все выпьют.
Она замотала головой, не открывая глаз.
– Тебе же хуже, сейчас я буду петь колыбельную!
Губы у Жени дрогнули в улыбке, а между тем Федоров приступил к исполнению страшной угрозы:Чтобы твой сон
был, как речка, глубок,
спать ложись
на белужий бок.
Но не забудь,
совсем засыпая,
перевернуться
на спинку минтая.
Если куплет он спел еще сносно, в меру отпущенного слуха, то от припева задрожали стекла.
Спи, мой рыбенок!
Спите, рыбятки!
Завтра спросонок
съедим по лошадке!
– Сумасшедший, – Женя села на кровати.
– Я за сигаретами. Пять минут на сборы.
Буфет почему-то оказался закрыт. Он спустился в холл стрельнуть сигаретку. Курил, поглядывая на часы, – ну сколько можно там возиться!
Женя наспех причесывалась, когда зазвонил телефон.
– Алло? Я вас слушаю… – Пожав плечами, она положила трубку.
Женя проверила сумочку, потянулась к выключателю – звонок.
– Алло! – Противное молчание в трубке. – Говорите!.. Вам, может быть, Федорова?
Отбой.
– Идиоты!
Она вышла, хлопнув дверью. Пока шла к лифту, она несколько раз обернулась. В машине, как только заработал мотор, Женя резко сказала:
– В автосервис!
– Ты в своем уме? Нас давно ждут.
– Подождут!
– Жень, уймись.
– С тобой, Федоров, иначе нельзя.
Он изменил тактику:
– Ты посмотри на часы. Какой автосервис?
Женя поджала губы. За всю дорогу она не проронила больше ни слова.Владас показывал им свой дом. Тут было на что посмотреть. Строили по принципу Фрэнка Ллойда Райта: чтобы и душе свободно, и телу удобно.
– Это тоже ты? – Федоров показал в окно на сад камней.
– Нет, это уже Дана, я только материал подносил.
– А почему все камни красные? – Женя наконец нарушила обет молчания.
Они гуськом спускались по винтовой лестнице.
– Тут неподалеку есть развалины замка, вы проезжали. На его строительство будущий владелец согнал крестьян с окрестных деревень и велел отбирать у них яйца и творог…
– А мясо? – полюбопытствовал Алексей.
– Мясо мы в раствор не кладем, – усмехнулся Владас. – Кое-кто взбунтовался, детей кормить надо, тогда он приказал схватить самых строптивых и… чтобы другим неповадно было. А кровь велел в раствор добавить для крепости. Эти камни потом многим пригодились.
– Растащили замок по камешку, – вставил Федоров.
– Почему растащили – валялись. Другое время, другие феодалы.
– Спас на крови.
– Спас? – переспросил хозяин.
– Женя у нас мистик, – объяснил Алексей. – Судьба складывается из кирпичиков случайностей, каждая из которых неотменима. Генрих Плантагенет попарил ноги в горчице, уссурийский тигр закусил олениной, в Нью-Йорке забастовали мусорщики, и что мы имеем в результате? Парниковый эффект!
– Логично.
Они сидели в каминной за большим дубовым столом, окруженные акварелями, – розовый куст, полевые ромашки, распустившийся пион, пион увядший. Застолье шло к концу. Дана показывала гостье папку с карандашными рисунками, тоже цветочными. Федоров с Владасом решали мужские проблемы.
Еще один персонаж, литовец с птичьим лицом, как бы читал в углу на отшибе. Рядом с Юрисом (так звали литовца) стоял магнитофон, пришепетывавший по-польски что-то роковое и страстное, и когда женщины понижали голос, он тоже незаметно приглушал звук, чтобы не пропустить их разговора.
– С главным я в принципе договорился. – Федоров подлил себе и Владасу. – Статью дашь на полосу, а дизайн – на цветной вкладке.
– С меня причитается.
– Пошел ты знаешь куда.
– Слушай, как Миша?
– Горский? За рекой в тени деревьев.
– Уехал? Да ты что!
– Ритку помнишь?
– Спрашиваешь! – просиял Владас. – Ты, когда она поступала в медицинский, торжественно завещал ей себя со всеми потрохами, а она…
– Тоже за бугорком.
Они молча выпили.
– Одни цветы? – спросила Женя.
Дана развела руками, словно извиняясь за скромность своего дарования.
– У вас есть в Москве единомышленник. Был. Рисовал какой-нибудь тюльпан, фиксируя каждый миг увядания. А сам умирал от рака. Себе, можно сказать, ставил опосредованный диагноз. А этот быт! Подвал, протечки, ржавая раковина…
– Вы его знали?
Женя задумалась.
– И да и нет. Это я уже после поняла. Пришла и впервые не вижу этой раковины, и плесени на стенах… одни цветы. Умер в саду.
– В саду… красиво.
– За каких-то пять-шесть лет! – горячился Федоров. – Я тебе говорю, у этого народа врожденное чувство опасности. Еще никто вокруг не сообразил, что все шатается, а они уж побежали!
– Как крысы с тонущего корабля?
– Во всяком
– А она? – Владас понизил голос.
– Она? – Алексей покосился на жену и потянулся за сигаретами. – Мы познакомились в Шереметьево-2, она тоже провожала. Не знаю, сумел ли я ответить на твой вопрос.
Воспользовавшись тем, что Дана вышла, гость с птичьим лицом подсел к Жене.
– Это? – переспросила она, ловя в ладонь миниатюрное яичко на цепочке. – Нет, не писанка, тут посложнее будет. Разваривается картон, потом добавляется гипс, клей, все это формуется, грунтуется… да вам это не интересно.
– Ну почему. Когда вы заглянете ко мне в мастерскую… Вы ведь еще не уезжаете?
– Почему вы так решили? – насторожилась она.
– Мысли красивых женщин просвечивают, как косточки в винограде.
Женя рассмеялась:
– Вы телепат или просто дамский угодник?
– Как это у вас говорят: рыбак рыбака видит издалека.
– Рыбака? – нахмурилась она. – Это тоже комплимент?
– Скорее, профессиональное наблюдение.
– Хм. И что же еще вам удалось рассмотреть?..
В этот момент вернулась Дана с новой папкой рисунков, а тем временем Федоров разложил перед другом свадебные фотографии.Утром Женю разбудил звонок. Федоров, собиравшийся уходить, снял трубку.
– Я слушаю… Вы для своих шуточек другое время не могли выбрать? – он шваркнул трубку на рычаг.
– Что сказали? – Женя постаралась спросить как можно более равнодушно.
– Молчат. Гостиница! Каждый развлекается, как умеет. Может, он хотел помолчать с тобой? Ладно, я побежал. Ты спи, вернусь – разбужу.
Какой уж тут сон! Но и сидеть как на привязи тоже было выше ее сил. Она быстро оделась, проверила деньги. На этот раз в холле, слава богу, никаких сюрпризов. Она протянула ключ портье.
– Тут вам пакет, – портье подал ей большой конверт.
Она с недоумением его вскрыла. Это был «Ракурс», тот самый альбом. По инерции она перевернула несколько страниц – статуэтки из эбонита, мебель эпохи испанского барокко, картины Ватто… из альбома выпал листок. Она подняла его и, не очень вдумываясь в текст, прочла вслух:
– «Вот и обещанный подарок, теперь слово за тобой. Мы сами тебе скажем, где и когда, но если не терпится, то вот адрес…» – Женя встряхнула головой, пытаясь сосредоточиться. – «…улица Дружбы народов 12, кв. 40…»
– Отсюда недалеко, – заметил портье.
Она поглядела на него, словно не узнавая, и дочитала:
– «Привет супругу».
Рука скомкала тетрадный листок, пока глаза искали, куда бы выбросить эту мерзость.На рынке она приценилась к гранату – надрезанный, он лежал в лужице собственной крови, замечательно сочетаясь с гроздью сочно-зеленого, брызжущего здоровьем винограда, хоть сейчас на полотно какого-нибудь «малого голландца».
– Сколько?
– Шесть.
– Дороговато.
Неожиданно рядом с ней кто-то насмешливо произнес:
– Мы за ценой не постоим.
Она подняла голову и увидела Флипа, который отсчитывал деньги. Женя попятилась, а затем быстрым шагом, стараясь не бежать, пошла прочь, успев услышать вдогонку:
– Ты извини, сегодня, наверно, не получится.Пока шло пленарное заседание офтальмологов, Федоров вел в кулуарах охоту на «сачков». Народ здесь был скучающий, праздный, и от этих постных лиц у него самого сводило скулы. Выкроив минутку, он позвонил в гостиницу:
– Как делишки, пуделишки?
– Ты скоро? – Женя не приняла его шутливого тона.
– Как только, так сразу. Ты там смотри не бузи!
В перерыве между заседаниями он протолкался к стенду, где похожий на подростка репортер отлавливал ученых, как отбившихся от стада овец.
– Господин Ван Эльст, ваши первые впечатления?– О! Я жду результат перестройка, особенно балет!
– Вам не нравится наш балет?
– Грандиоз!
Здоровяк бельгиец вдруг оторвал мальчишку от пола и, крутанув в воздухе, поставил его на место к восторгу своих коллег. Придя в себя от легкого шока и на всякий случай проверив состояние ширинки, смельчак снова ринулся в бой.
– Мистер Зейберлиньш? Что вы можете сказать о происходящих в нашей стране переменах?
– Если вы станете завтракать в обед, вы очень скоро испортите себе желудки, – желчный старик отошел с легким полупоклоном.
Федоров приобнял собрата:
– Куй, Вася, куй!
Паренек дернулся, выпалил зло:
– Сам-то, щелк-пощелк. Небось не отказался, на халяву-то!
– Золотые слова. – Федоров, не теряя времени даром, прокладывал себе дорогу к буфету.
Заморив червячка, он позвонил жене:
– Дженни, ты там пообедай без меня.
– Ты еще долго?
– Закругляемся. У тебя все хорошо?
Она взглянула на стол, где лежал злополучный альбом.
– Лучше некуда.
Он пропустил иронию мимо ушей:
– Вот и отлично. Никуда не отлучайся, тебе должны позвонить из Кремля.
– Леша, мне надо поговорить…
Но он уже повесил трубку. Двумя часами позже он сидел в битком набитом баре с коллегами-журналистами. Выпита была та русская мера, когда «старик» начинает заменять все прочие формы обращения, а связность речи перестает быть определяющим элементом, с лихвой компенсируясь душевным порывом.
– Люсь, ты чего, говорю? Мы ж с ней учились в одном классе, ну! Ну пустил старого товарища переночевать…