Жены и дочери
Шрифт:
— Где Роджер? — спросил он. — Похоже, он не скоро вернется с Мыса? [125] — мистер Гибсон встал, бросив взгляд на нераспечатанные письма, принесенные с утренней почтой; среди них одно было написано почерком Синтии. И Молли, и он заметили это одновременно. Сколь далеко от них было вчерашнее утро! Но сквайр не обратил внимания на их взгляды.
– Полагаю, вы будете рады видеть Роджера дома, как можно скорее, сэр. Сначала должно пройти несколько месяцев; но я уверен, он вернется, как можно быстрее.
125
Мыс —
Сквайр что-то ответил очень тихим голосом. И отец, и дочь напрягли слух, чтобы услышать, что он сказал. Они оба поняли, что сквайр произнес: «Роджер не Осборн!». И мистер Гибсон согласился с этим убеждением. Молли прежде не слышала, чтобы он говорил так тихо.
– Да! Мы это знаем. Как бы мне хотелось, чтобы все, что мог сделать Роджер, или я, или любой другой человек, утешило бы вас. Но это за пределами человеческой помощи.
– Я пытаюсь сказать «На все воля божья», сэр, — произнес сквайр, впервые взглянув на мистера Гибсона, в его голосе стало больше жизни, — но покорным быть труднее, нежели полагают счастливые люди, — они все немного помолчали. Сам сквайр заговорил первым: — Он был моим первенцем, сэр, моим старшим сыном. А в последние годы мы были… — его голос сорвался, но он совладал с собой: — мы не были столь хорошими друзьями, как хотелось бы. И я не уверен… не уверен, что он знал, как я любил его, — а теперь он зарыдал громко и безмерно горько.
– Так лучше! — прошептал мистер Гибсон Молли. — Когда он немного успокоится, не бойся, расскажи ему все, что ты знаешь, точно так, как все произошло.
Молли начала рассказывать. Ее голос звучал высоко и неестественно для нее самой, как будто говорил кто-то другой, но она заставляла себя отчетливо произносить слова. Сквайр не пытался слушать, во всяком случае, поначалу.
– Однажды, когда я была здесь, во время последней болезни миссис Хэмли, — здесь сквайр сдержал судорожное дыхание, — я читала в библиотеке, вошел Осборн. Он сказал, что зашел только за книгой, и чтобы я не обращала на него внимания, поэтому я продолжила читать. Некоторое время спустя Роджер прошел по замощенной садовой дорожке за окном, которое было распахнуто. Он не заметил меня в углу, где я сидела, и сказал Осборну: «Вот письмо от твоей жены!»
Теперь сквайр был весь внимание, впервые его опухшие от слез глаза встретились с глазами другого человека, он смотрел на Молли с пытливым беспокойством, повторив: — Его жена! Осборн был женат!
Молли продолжила:
– Осборн рассердился на Роджера за то, что тот заговорил в моем присутствии, и они взяли с меня обещание никогда никому не говорить об этом, даже при них не упоминать. До прошлой ночи я даже не рассказывала папе.
– Продолжай, — сказал мистер Гибсон. — Расскажи сквайру о визите Осборна — что рассказывала мне! — сквайр по-прежнему не сводил глаз с ее губ, прислушиваясь к каждому слову.
– Несколько месяцев назад Осборн навестил нас. Он был нездоров и хотел повидать папу. Папы не было дома, и я была одна. Я точно не помню, как это вышло, но он заговорил со мной о своей жене в первый и единственный раз с того случая в библиотеке, — она взглянула на отца, словно
– Он сказал, что его жена порядочная женщина, что он сильно ее любит; но она француженка и католичка, и…, - снова взглянула на отца, — она когда-то была служанкой. Это все, что он рассказал, кроме того дома у меня есть ее адрес. Он записал и отдал его мне.
– Ну и ну! — простонал сквайр. — Теперь все кончено. Все кончено. Все в прошлом. Мы не станем осуждать его… нет; жаль, что он не рассказал мне. Мы с ним жили вместе, а один из нас хранил такую тайну. Сейчас мне неудивительно… ничему не стоит удивляться, никто не скажет, что на сердце у человека. Давно женат! А мы сидели вместе за столом… и жили вместе. Я все ему рассказывал! Слишком часто, быть может, я показывал ему все свои чувства и тяжелый характер! Так давно женат! Ох, Осборн, Осборн, тебе следовало рассказать мне!
– Да, ему следовало рассказать, — согласился мистер Гибсон. — Полагаю, он знал, как вам не понравится сделанный им выбор. Но ему следовало рассказать вам!
– Вы ничего не знаете об этом, сэр, — резко произнес сквайр. — Вы не знаете, в каких мы были отношениях. Ни в сердечных, ни в доверительных. Я сердился на него много раз, злился на него за то, что он вялый, бедняга… а он держал всю эту тяжесть на душе. Мне не нужно, чтобы люди вмешивались и судили об отношениях между мной и моими сыновьями. И Роджер тоже! Он знал обо всем и скрыл это от меня!
– Осборн, очевидно, связал его клятвой, точно так же, как и меня, — заметила Молли. — Роджер ничего не мог поделать.
– Осборн был из тех, кто убеждает людей и склоняет на свою сторону, — мечтательно произнес сквайр. — Я помню… но какого проку вспоминать? Все кончено, и Осборн умер, не открыв мне свое сердце. Я мог бы относиться к нему нежнее, я мог бы. Но теперь он не узнает об этом.
– Но мы можем предположить, какое самое сильное желание было у него в душе, из этого мы знаем о его жизни, — сказал мистер Гибсон.
– Какое, сэр? — спросил сквайр, явно подозревая, что за этим последует.
– В последние минуты он думал о своей жене, разве нет?
– Откуда мне знать, что она была его женой? Вы думаете, он бы поехал и женился на французской девке из служанок? Вся эта история может быть выдумана.
– Остановитесь, сквайр. Я не прочь защитить правдивость своей дочери. Но там наверху лежит мертвое тело — его душа с Богом — подумайте дважды, прежде, чем вы произнесете еще больше необдуманных слов, ставя под сомнение его репутацию, если она не его жена, тогда кто она?
– Прошу прощения. Я едва ли сознаю, что говорю. Я упрекнул Осборна? О, мой сын, мой сын… ты мог бы доверять своему старому отцу! Он обычно звал меня своим «старым отцом», когда был маленьким ребенком, не больше этого, — показав рукой определенный рост. — Я не хотел сказать, что он был не тем… не тем, о котором хотелось бы думать теперь… его душа с Богом, как вы очень справедливо заметили… я уверен, она там…
– Что ж! Сквайр, — сказал мистер Гибсон, пытаясь сдержать блуждающие мысли сквайра, — вернемся к его жене…