Жеребята
Шрифт:
Нилшоцэа смотрел на Миоци, закусив свои узкие губы. А тот, медленно выпрямившись, от плеч до пят покрытый струящимся золотом, возгласил:
– Подайте мне мой пояс, нож и флягу.
И ему подали.
– Я восхожу к Всесветлому на веревочный мост священный - принести жертву свою, - сказал он, опоясавшись.
– Пусть те, кто почитает Уурта, идут за мной.
Стоявшие рядом с Нилшоцэа воеводы заколебались.
– Пойдем же со мной!
– повторил жрец Всесветлого.
– Кто примет участие в жертве жреца Всесветлого, тот обретет великую силу. Что же вы стоите?
– Пусть первым идет
– Заодно и докажет свою верность темному огню. В его роду все почитали только Пробужденного и Оживителя.
– Гарриона нет, он еще в пути, - отвечали им другие.
Ууртовцы колебались, переговариваясь между собой. Миоци тем временем сделал шаг к веревочному мосту, потом другой, третий. Он шел с трудом, ноги его погружались по лодыжку во влажную землю.
– Где же наследник Игъаар?
– внезапно обеспокоенно спросил Нилшоцэа у пятерых своих телохранителей.
– Надо найти Игъаара!
– с этими словами он быстро ушел куда-то, а Миоци и воеводы остались у веревочного моста над бездной.
– Он идет приносить жертву?
– спросил кто-то.
– Он заколет себя, - пояснил его товарищ.
– Сейчас был священный диалог, и Миоци отказался проливать конскую кровь и соединять алтари.
– Ну, ради жертвенного самоубийства последнего великого жреца Всесветлого я не побоюсь взойти на мост!
– хохотнул кто-то.
– А кого это там, вдалеке принесли на носилках?
– Это парализованный ли-Оэо. А хранитель Башни умер ночью, как говорят, от разрыва сердца.
– Что ж, пусть говорят, - усмехнулся один из воевод.
– А где Игаон? Он был лучшим другом Миоци.
– Вон он - рядом с носилками... Сестра Миоци подле него, в синем покрывале... что за красавица, говорят! Нилшоцэа имеет на нее виды.
– Взойдите, о люди, за мной, на священный веревочный мост!
– произнес Миоци, тяжело ступая под своей сияющей золотой ношей.
– Пойдем же, - сказал один фроуэрец другому.
Прыжок Миоци
Каэрэ, прижавшись своей головой к голове коня, слышал, как с тихим шумом шевелятся ноздри буланого. Раздвинув густой кустарник, он смотрел на водопад, над которым, под радугой, был протянут священный веревочный мост.
На веревочный мост ступил человек в золотой ризе - драгоценный метал сиял в полуденном солнце и высокая фигура жреца светилась, подобно раскаленной в плавильной печи.
Медленно и тяжело шел белогорец Миоци, жрец и служитель Всесветлого, по веревочному мосту, раскинув руки в стороны и держась за протянутые вдоль моста веревочные перила.
Он дошел до середины мост и остановился там - на маленьком, всего в один шаг, выступе скалы, чье основание уходило вниз, в рокочущие, непрестанно низвергающиеся в бездны воды.
Миоци встал к Каэрэ спиной, и тот вздохнул с печалью, и погладил гриву коня - а тем временем на веревочный мост стали всходить воеводы. Они крепко, судорожно сжимали веревки-перила. Некоторые из них останавливались, ни в силах смотреть ни вперед, ни вниз, ни вверх, но, подстегиваемые честолюбием и криками товарищей, шедших позади, делали все новые и новые шаги, приближающие их к жертвенной скале посреди водопада.
Они не видели радуги над собой - той, что видел
На противоположном краю бездны, там, куда уходил дальний конец радуги, появился всадник. На нем была одежда степняка - но не походная, как у Каэрэ, а праздничная одежда предводителя степняков. Поверх белой рубахи таинственного степняка были накинуты шкуры медведя и льва. На плечах молодого всадника-вождя был алый шерстяной плащ, отороченный орлиными перьями, с вышивкой из скрещенных линий и диковинных птиц, пьющих из чаши. Крепкий пояс из воловьей кожи был затянут на его бедрах, а волосы молодого вождя, густые и золотистые, рассыпались по широким плечам из-под венца с разноцветными каменьями. На груди его блестел золотой амулет Его белый конь тоже был украшен - отделанная золотом старинная сбруя блестела на солнце, но седла на нем не было, только ковер.
Откуда он взялся, это человек, и зачем он пришел?
Всадник спешился, обнял одной рукой коня, а другую руку протянул вперед, и Каэрэ вздрогнул, пораженный мыслью, что видит самого себя - словно дальний, волшебный мираж. Но нет - всадник в разноцветной праздничной одежде вовсе не был отражением устало и печального странника Каэрэ, скрывающегося от чужих глаз в кустах над пропастью на другой стороне.
И Миоци поднял голову - и увидел молодого вождя, а тот повторял и повторял свой странный жест. Он отводил правую руку, потом касался ею своего левого плеча. Потом он воздел руки вверх и так застыл.
Миоци тоже замер. Вдруг он слегка покачнулся - но устоял, раскинув руки в стороны. Каэрэ вдруг остро осознал, насколько изможден жрец Всесветлого - изможден постом, бессонными ночами и тяжкими думами.
Он, уходящий на смерть, стоял теперь одиноко над ревущей бездной в тяжелой золотой ризе - золотой тяжелой кольчуге, под которой любой другой уже упал бы и не смог подняться.
Миоци снял с пояса нож, и Каэрэ с трудом подавил желание закрыть глаза. Он знал, что где-то внизу стоит Сашиа, что она не закроет глаза, что она будет с братом до конца. И еще там, внизу, одинокий Игэа с золотой цепью на шее, советник наследника правителя Фроуэра, царевича Игъаара...
Миоци поднял нож двумя руками, и лезвие его блеснуло, отражая сияние солнца и золота. Воеводы, не сводя глаз с Миоци, крепче уцепились за веревочные перила: когда тело упадет в водопад, мост сильно покачнется.
Несколько мгновений белогорец держал нож в вытянутых руках, точно собирая остатки сил. Каэрэ показалось, что он услышал чей-то стон в толпе внизу - наверное, это была Тэлиай. Сашиа сохранит молчание до конца...
Словно молния, сверкнул клинок, радуга разбилась о золотое одеяние белогорца и став солнечной радугой. Мост, священный веревочный мост, разлетелся в стороны, пораженный в главный свой узел клинком белогорца, и темные фигурки воевод исчезли в глубинах, их вопли заглушил рев воды. Фроуэрские лучники по приказу Нилшоцэа торопливо начали вскидывать свои луки, целясь в Миоци, уже не соединенного с землей ничем, даже веревочным мостом, стоящего на белом камне посреди водопада.