Жеребята
Шрифт:
– Не бойся, дитя мое, - быстро сказал он.
– Просто камень упал с крыши и задел меня. А любая царапина на лице всегда сильно кровоточит, ты же знаешь.
Она приложила к лицу Игэа свой белый шарф, и тот стал быстро пропитываться алой кровью. Фроуэрец ободряюще улыбнулся испуганной Сашиа:
– Ну, что? Едем домой? Довольно приключений на сегодня, дитя мое.
Они сели в носилки, но Сашиа успела заметить, как тиики тащат к ним какого-то подростка, ровесника Раогаэ.
– Это он бросил в ло-Игэа камнем!
– сказал
– В тюрьму его?
– Нет, - ответил твердо Игэа.
– Ко мне в имение.
Юноша, смерив фроуэрца ненавидящим взглядом, плюнул в песок. Тиик наотмашь ударил его по лицу.
– Не сметь его бить!
– воскликнул Игэа и повторил: - Ко мне в имение.
...Тэлиай ахнула и всплеснула руками, увидев Игэа - с окровавленным лицом, прижимающего к щеке уже насквозь промокший от крови шарф Сашиа.
– Это ничего не значащая царапина, - протестовал он, пока Тэлиай и Сашиа почти силком тащили его в дом.
– Мне надо поговорить с сэсимэ и этим мальчишкой, Сашиа! У меня мало времени!
– Игэа, не будь упрямцем!
– говорила Тэлиай.
– Тебе надо и умыться, и переодеться. Ты весь в крови - страх-то какой.
Потом Сашиа промывала глубокую, кровоточащую ссадину, тянущуюся от щеки до виска, а Игэа морщился и говорил, что уже довольно.
– Нет, Игэа!
– отвечала Сашиа.
– Наберись же терпения, наконец!
– Этого мальчика накормили?
– спросил Игэа.
– Пусть ему не причиняют никакого зла, слышите?
– Да уж, причинишь ему зло!
– проворчал Нээ.
– Чуть мне палец не откусил, волчонок!
Сашиа, закончив обрабатывать щеку Игэа, занялась пальцем Нээ.
– Ох, спасибо, милая госпожа!
– сказал вольноотпущенник.
– Мкэ Игэа, родные этого юноши пришли, стоят на коленях у ворот, умоляют о пощаде, - сказал раб-привратник, входя.
– Впусти их, пусть сядут под деревом. И приведи сюда мальчика.
Приведенный юноша озирался по сторонам и был похож на молодого дикого зверя, которого обхитрили и загнали в клетку. Он окинул гордым взглядом комнату - золотые светильники на дорогих коврах, расшитые подушки и курильницы тонкой работы, столик из дерева луниэ, на котором Сашиа разложила лекарства для перевязки своего друга. Потом юноша гордо скрестил руки на груди.
– Здравствуй, - сказал Игэа.
– Как твое имя?
– Я - Эарэа Зоа, - ответил с вызовом юный аэолец.
– Это древнее аэольское имя и древний благородный аэольский род!
– Я знаю это, - ответил Игэа.
Юноша из рода Зоа перевел независимый взгляд с Игэа на Сашиа. Девушка приветливо улыбнулась ему.
– Тебя накормили, Эарэа?
– спросил Игэа.
– Да, мне предлагали еду, но я не собираюсь ничего вкушать до самой смерти! С набитым брюхом умирают только фроуэрцы!
– Да как ты смеешь!
– взвился Нээ.
– Вы, фроуэрцы, грабите мой народ, а потом
– в запале выкрикнул Эарэа.
– Раз так, то зачем ты швыряешь камни? Нет сил натянуть лук и пустить стрелу?
– спросил Игэа.
Эарэа немного растерялся, но продолжал:
– Я не боюсь казни, Игэа! Прикажи посадить меня на кол, замуровать в стену!
– Дурачок, - вздохнул Игэа.
– Твои сестры и мать плачут на улице... Если ты такой смелый, отчего не ушел к Зарэо?
– Он не взял меня, потому что у меня нет коня! Мы бедны, потому что вы, фроуэрцы, отняли у нас все!
– глубоко вдохнув, выпалил Эарэа.
– Вы ограбили нас!
– Что ж, только справедливо будет, если фроуэрец отдаст тебе часть награбленного... Дайте ему коня, а матери и сестрам - двадцать монет. И пусть их всех накормят, наконец!
Эарэа, окончательно растерянный и испуганный, смотрел на Игэа, не сводя взгляда. Фроуэрец подошел к нему и положил левую руку ему на плечо.
– Камни из пращи кидают только уличные мальчишки. Зарэо научит тебя стрелять из лука. А конь будет подарком от меня.
Недобрая весть
Поздно вечером Сашиа вошла в зал для молитвы. Аирэи там не было. Игэа один сидел на пятках перед огнем, закрыв ладонью лицо.
– Тебе тяжело, Игэа?
– спросила Сашиа, опускаясь рядом с ним и тоже по-степняцки садясь на пятки.
– Ты устал, и голова болит после удара?
Сашиа смолкла. Она не называла имен Аэй, Лэлы и Огаэ, и он никогда не называл имя Каэрэ.
– Ты видела тех сэсимэ, дитя мое?
– спросил он, убирая руку от своего лица.
– Да, брат мой, - сказала она, поняв, что она, неожиданно для себя, назвала его братом.
– О, сестра моя!
– тихо и обрадовано ответил он.
– Сестра моя и друг мой! Как Анай и Фар-ианн...
– тут он что-то сказал по-фроуэрски, и Сашиа поняла, что это - отрывок из гимна.
– Сестра моя, друг мой... рэзграэдзэ га зэнсти... видишь, какой наш язык... он сложен для вас...
– Я плохо знаю его, - ответила Сашиа.
– "Зэнсти" - это "друг"?
– Да! Как ты смешно произносишь фроуэрские слова, милое дитя... так мягко...
– он погладил ее по волосам и произнес: - Зэнсти. "З" произносится почти как "д".
– Ты долго разговаривал с этими сэсимэ, Игэа... рэзграэдзи!
– она назвала его братом по-фроуэрски. Он улыбнулся и обнял ее.
– Я верно произнесла?
– спросила Сашиа.
– Верно, верно - родная моя, милая Сашиа... Эти сэсимэ - мои ровесники. Они были еще в отроческом возрасте подвернуты тому же наказанию, что и я - за то, что в их у кого-то в их семьях нашли книги карисутэ и речения Эннаэ Гаэ. Но мой отец был богат и влиятелен - а их отцы бедны. Поэтому мне просто ввели яд, и рука перестала действовать, а им руки - отрубили...