Жернова. 1918–1953. Книга двенадцатая. После урагана
Шрифт:
И вот странность – Германия! Какая роковая судьба у ее народа! Дважды наступать на одни и те же грабли и оба раза с высокомерным пренебрежением относиться к России, которая оба же раза сыграла в ее судьбе решающую роль на протяжении менее чем полувека. А если бы вместе? А если бы на равных? О, тогда многое бы в мире можно было изменить! Тогда, быть может, Германии не понадобился ни Гитлер, ни Вторая Мировая война. Если бы в восемнадцатом году… Об этом, как об упущенной возможности, рассказывал бывший полковник русского Генштаба Родионов, сразу же после большевистского переворота принужденный служить им в качестве военспеца, рассказывал, как они тогда надеялись, что немцы, презрев «похабный мир», заключенный с Лениным,
Власов продолжал стоять напротив окна, заложив руки за спину, и слушать хлопотливое чириканье невидимого воробья, а перед его взором проходили немногочисленные полки Русской освободительной армии, которые лишь весной сорок пятого немцы передали под его непосредственное командование. О боевых действиях против Красной армии, которая, ворвавшись в Европу, сметала все на своем пути, нечего было и думать. Оставалось лишь одно – искать спасения на Западе, двигаясь навстречу американским и английским войскам, в надежде, что те не сдадут их Сталину на расправу. Тем более что подчиненные Власову дивизии почти не принимали участия в боях непосредственно против западных союзников СССР, – разве что незначительная их часть, – а югославских партизан, греков и прочих в расчет можно не принимать.
Но расчеты на то, что союзники проявят если не политическую волю, то хотя бы гуманность по отношению к людям, оказавшимся в столь трагическом положении, не оправдались: разоруженные полки и казачий корпус, тоже воевавший на Балканах и в Северной Италии, но не подчиненный Власову, загнанные в концентрационные лагеря, под дулами пулеметов союзники погнали на восток – прямо в лапы НКВД, погнали, можно сказать, на смерть.
Впрочем, Власов этого уже не видел: он оказался в руках Смерша значительно раньше. Господь наказал его… Но за что? Все вершилось помимо его воли и разумения и, следовательно, по воле самого Господа. Ибо сказано в Писании, что ни один волос не упадет с головы человека без его, Господа, на то соизволения. Но так ли это? Не попустительствует ли Всевышний злу, забыв, что такое добро? Тем более что нигде нет ни строчки о том, что цель Его – творить добро. Разве что какие-то мелкие чудеса, ссылками на которые попы лишь развращают невежественную массу, открывая лазейки для всяких проходимцев. И в чем виноваты перед Господом миллионы и миллионы людей, тем более младенцы, которых и с той и другой стороны убивали бессчетно, предварительно испросив у Христа благословения, осенив себя крестным знамением? Всё – ложь! Всё – обман! И нет правды, – ни людской, ни божьей. Так будьте же вы все трижды…
Власов вздрогнул от грохота сапог по железным ступеням. Внутри все сжалось. А сердце забилось так, будто хотело вырваться наружу в ужасе перед неотвратимым. Так выпрыгивают люди из окон горящего дома, предпочитая разбиться, но не сгореть заживо. И все-таки на что-то надеясь.
«Боже! Великий и милосердный! Спаси и сохрани!» – забились в голове слова в надежде на последнее чудо. – «Что тебе стоит такая малость? Спас же ты Варавву от креста, так спаси же и меня, раба твоего!»
Чей-то вопль разнесся по тюремному коридору и оборвался.
«Укрепи раба твоего», – прошептал Власов и, заложив руки за спину, повернулся лицом к двери, открывшейся настежь.
Коридоры, лестницы, грохот сапог, лязг дверей.
Двор колодцем. Посреди колодца эшафот.
Руки скрутили веревкой. Втолкнули в строй людей, с которыми он, Власов, что-то пытался сделать. Пытался, но ничего не сделал. Так, разве что какую-то несущественную мелочь.
– Именем Союза Советских социалистических республик… – звучал железным лязгом цепей голос председателя трибунала, точно отсчитывая последние секунды, – виновные в измене Родине… Власов А.А., Малышкин В.Ф., Жиленков Г.Н., Трухин Ф.И., Закутный Д.Б., Благовещенский И.А., Меандров М.А., Мальцев В.И., Буняченко С.К., Зверев Г.А., Корбуков В.Д., Шатов Н.С…. к смерти через повешение.
Кто-то бился в истерике, кто-то молился, кто-то проклинал…
Подхватили под руки, сжали будто клещами, поволокли…
Скрипучие ступени… Остановились под перекладиной. Над нею голубело небо. Совершенно равнодушное. Ни облачка. Накинули на голову мешок, провонявший сыростью и мышами… Петля захлестнула горло…
«Го-о-оспо-о-оди-иии! Приими раба сво…»
Пол вдруг ушел из-под ног. Рывок! В голове взвыли гудки сотен паровозов – и оборвались.
«Ма-а-а…» – промяукало что-то внутри жалким котенком и исчезло в ослепительной вспышке.
Глава 11
– Ах, боже ж ты мой, Светланочка! Вы так молоды, так мало знаете жизни! – воскликнул низкорослый и коротконогий человек с большой залысиной, с черными, явно крашеными, курчавыми волосами, обрамляющими затылочную часть головы, с перебитым носом и выдвинутой вперед нижней губой.
Человеку было под шестьдесят, но двигался он легко, и голос его, хорошо поставленный, но приглушенный, звучал в тесном пространстве комнаты фальшиво, с неуместным надрывом и патетикой.
Он безостановочно сновал по комнате, заставленной мебелью, жестикулировал, но было видно, что ему явно не хватает места, чтобы развернуться так, как он привык разворачиваться на сцене.
Его единственным зрителем и слушателем была молодая женщина не старше двадцати двух лет, с овальным и далеко не привлекательным лицом, окоченевшем в непробиваемом упрямстве. Она сидела в глубине кресла, поджав ноги в шелковых чулках, и была похожа на птенца, выпавшего из гнезда, которому неоткуда ждать помощи.
– Нет, – произнесла женщина, разглаживая складки синего платья с белым кружевным воротничком и не глядя на снующего по комнате человека.
– Что значит – нет? – вскинулся тот и остановился. – Как вы можете так просто и бесповоротно говорить свое нет? Это невозможно! Вы подумайте…
– Я подумала. Между нами все кончено.
– Но… Но это ошибка молодости! – воскликнул человек с перебитым носом, ошарашенный столь категорическим заявлением: он уже целых полчаса доказывает ей, что она ошибается, а у нее на все его красноречивые пассажи не находится ничего, кроме короткого «нет!»
– Я вас, Светланочка, ни в чем не обвиняю! – попробовал человек изменить тактику. – Я просто констатирую факт: молодость – она наивна, я сам был молодым… Ах, как давно это было! – вскинул он вверх руки, тут же уронил их и понурил голову.
Женщина не шелохнулась.
И человек продолжил с гамлетовскими нотками в приглушенном голосе:
– И вот теперь, прожив столько лет и столько повидав жизни, я могу уже со всей определенностью сказать, что молодость – это самое счастливое, самое прекрасное время человеческой жизни. Даже ошибки молодости – и те прекрасны, ибо в них нет корысти, они делаются по велению сердца. В то же время, должен вам признаться, жизненный опыт, увы, не спасает нас от ошибок. Более того! – Человек снова ожил и заговорил голосом короля Лира: – Скажу вам парадоксальную истину: жизненный опыт их усугубляет, потому что нам кажется, что все повторяется, и оно так-таки и есть, но, опять же, увы: все повторяется, но совсем по-другому, требует других решений и поступков.