Жертва (в сокращении)

Таппли Уильям Дж.

Успев выпить лишь половину первой чашки, я услышал звонок. За дверью стоял Горовиц, облаченный в старую лыжную куртку, в руках он держал коробку с булочками. Горовиц приехал не один — с ним был лысоватый мужчина лет шестидесяти. Мужчина держал в правой руке узкий кожаный кейс.

Я впустил их в дом. Горовиц вручил мне коробку.

— Это агент Грили, — представил он своего спутника и, сняв куртку, повесил ее в шкаф.

Мужчина протянул мне руку:

— Мартин Грили, ФБР.

Я пожал руку:

— Брейди Койн, адвокат. Давайте я помогу вам с плащом.

Грили позволил мне снять с него плащ, под которым обнаружился черный костюм. Кейс он при этом из рук не

выпустил.

Я повесил его плащ рядом с курткой Горовица, затем мы втроем — вчетвером, собственно говоря, поскольку нас сопровождал Генри, — прошли на кухню. Горовиц и Грили сели за стол, Генри улегся под ним. Я разлил по чашкам кофе, расставил по столу блюдца, разложил салфетки и тоже сел.

Каждый из нас взял из коробки по булочке, откусил по кусочку, отпил кофе. Грили открыл кейс, вынул из него желтый бумажный конверт, а из конверта — черно-белую фотографию размером восемь на десять. Он положил ее на стол и подтолкнул поближе ко мне.

— Вы узнаете этого человека? — спросил он.

Я взглянул на фотографию. Это был поясной снимок молодого парня. Настороженные глаза, узкий рот, неряшливая светлая бородка, длинные, завязанные в хвостик светлые волосы. Одет он был в футболку с изображением горящего дома и надписью: «НАСИЛИЕ — ШТУКА ТАКАЯ ЖЕ АМЕРИКАНСКАЯ, КАК ВИШНЕВЫЙ ПИРОГ. Г. РЭП БРАУН».

Я поднял взгляд на Грили:

— Не думаю, что когда-нибудь встречал этого малого.

Грили, ничего не ответив, извлек из конверта другую фотографию — снятого по плечи мужчины.

— А как насчет этого?

На фотографии был запечатлен пожилой мужчина с худым морщинистым лицом и зачесанными назад редеющими седыми волосами. С минуту я смотрел на него, потом взглянул на Горовица:

— Знаешь, этот человек мог бы приходиться братом Филиппу Трапело. Глаза чем-то похожи. — Я повернулся к агенту Грили: — Кто эти люди?

Грили положил фотографию молодого парня с конским хвостиком бок о бок с фотографией пожилого мужчины.

— Этот, — сказал он, указав на первую, — человек по имени Джон Кинкейд. А этот, — он постучал пальцем по второй, — он же, но состаренный нашим компьютером на тридцать пять лет.

Я еще раз вгляделся в оба снимка.

— Недурной у вас компьютер, — сказал я. — Форма лица, глаза, складка рта.

Я постучал пальцем по изображению состаренного компьютером Джона Кинкейда:

— Правда, морщин у Фила Трапело поменьше и волосы он стрижет на армейский манер, «ежиком».

— То есть сходство с ним вы усматриваете, — сказал Грили.

— Да, усматриваю, — подтвердил я. — Вы хотите сказать, что человек, известный мне как Фил Трапело, — это на самом деле Джон Кинкейд. А вот это, — я указал на фото молодого человека, — Кинкейд в молодости. — Я помолчал, взглянул на Горовица. — Минутку. Ведь Педро Аккардо, позвонив мне той ночью, назвал имя Джона Кинкейда. Я тогда даже поискал его в «Гугле». Стало быть, Аккардо выяснил, кем на самом деле является Фил Трапело, так?

— Трапело — это Кинкейд, — кивнул Горовиц. — Агент Грили идет по его следу вот уже тридцать пять лет.

— Дело всей жизни, — заметил я.

Теперь кивнул Грили:

— Скорее свидетельство одержимости. — Он откашлялся. — Джон Кинкейд блестяще учился. Окончил среднюю школу в Кини, Нью-Гэмпшир, на год раньше других. Получил стипендию в Принстоне. Затем, подобно многим молодым, э-э, идеалистам того времени, ушел с последнего курса в армию, добровольцем. А теперь позвольте спросить вас кое о чем. Вы ведь встречались с человеком, который называл себя Филом Трапело?

Я кивнул.

— Что вы можете сказать о его росте?

— Небольшой. Я бы сказал, пять футов и восемь дюймов.

— Он прихрамывал?

— Да. По его словам, у него повреждено колено.

— Какой ноги?

Я представил себе Трапело, каким он был в вечер нашей встречи в Доме ветеранов войны, и ответил:

— Правой.

— Цвет глаз?

— Карие, тут я уверен.

Грили взглянул на Горовица:

— Все сходится. — Он повернулся ко мне, улыбнулся: — Джон Кинкейд несет ответственность за совершенные в начале семидесятых взрывы зданий в двух университетских городках. Первый произошел в тысяча девятьсот семидесятом, в Университете Висконсина, второй годом позже, в Университете Массачусетса. Погибло несколько человек. Предположительно это были антивоенные выступления. Организатором взрывов был Кинкейд, в то время молодой вьетнамский ветеран. Он подорвался во Вьетнаме на мине-ловушке и потерял три пальца на правой ступне. Война породила в нем радикальные настроения, а за войной последовал дурной уход за ранеными в госпитале Администрации по делам ветеранов, знакомство с такими же, как он, выписанными из этого госпиталя людьми. Сейчас ему поставили бы диагноз ПСР. Тогда же тех, кто страдал этой болезнью, просто считали слюнтяями. Неудивительно, что они радикализировались. В армии Кинкейда обучили взрывному делу. В Висконсине он использовал грубо сработанную — из химического удобрения и нефти, — хоть и достаточно мощную бомбу, размещенную в автомобиле. А вот вторая бомба, массачусетская, была намного более сложной. Пластиковая взрывчатка и электронный детонатор с дистанционным управлением.

Грили посмотрел на меня, покачал головой.

— Я и на минуту не поверил в то, что Кинкейд погиб при взрыве. Мы нашли под обломками здания тело молодого человека. При нем находился армейский жетон Кинкейда, бумажник с его водительскими правами. Вообще говоря, от этого парня мало что осталось, однако он был того же, что Кинкейд, роста, телосложения, возраста, цвет волос совпадал, так что официально Джона Кинкейда признали погибшим. Но я на это не купился. Кинкейд был человек умный и очень аккуратный. Он ни за что не напортачил бы с детонатором. Зато ему ничего не стоило убить кого-то похожего на себя и представить взрыв несчастным случаем. — Грили улыбнулся. — Я ездил в Англию, Канаду, Аргентину и Мексику — не говоря уж о Соединенных Штатах, которые исколесил из конца в конец, — проверяя сообщения о том, что Кинкейда видели в том или ином месте. Но никогда не подходил к нему так близко, как подошел сейчас.

— Стало быть, вы его так и не взяли, — сказал я.

Грили покачал головой:

— В наших компьютерах нет никакого Филиппа Трапело. А у нас очень хорошие компьютеры.

— Я встретился с ним в бёрлингтонском Доме ветеранов всего один раз, — сказал я. — И мне показалось, что там все его знают. Затем, прошлой ночью, он, по-видимому, проследил меня до дома Кройденов, прострелил Хербу плечо и скрылся. Я дал вам номер его сотового телефона. Больше мне о нем ничего не известно.

— Он говорил что-нибудь об убийствах Шоу и Аккардо? — спросил Грили.

— Нет, не говорил. Но я уверен, это его рук дело. Думаю, Гас и Педро догадались, на что он нацеливает террористов-самоубийц. А Педро, судя по всему, установил и то, что Трапело — это на самом деле Джон Кинкейд.

— Что вообще он говорил прошлой ночью в гараже? — спросил Горовиц.

Я покачал головой:

— Этот человек держал нас под дулом пистолета. На полу валялась коробка с пластиковой взрывчаткой. И ты надеешься, что я запомнил его слова?

— Да, черт побери, — ответил Горовиц. — Думай, Койн. Думай.