Жертва Вдовы
Шрифт:
Слишком подходящее.
Каватина сотворила заклинание обнаружения над полым стволом и получила результат, которого ожидала: никакого зла внутри не было. Она расширила поиск, исследуя лес вокруг, танцуя в воздухе и чертя мечом круг. Ничего. Песнь воздуха была чиста и сладкозвучна, без примеси зла.
Существо исчезло.
Стоп — какая-то диссонирующая нота донеслась из самого кокона. На мгновение Каватине подумалось, не оказалось ли существо даже умнее, чем она думала, не запечатало ли оно себя в одном из своих собственных коконов как сюрприз для преследователя, но аура, которую обнаружила
Она опустилась на землю рядом с коконом. Кто бы ни находился там внутри, он был еще жив. Едва-едва. Она видела, как жертва слабо барахтается между клейкими нитями. Вот что-то выпятилось — локоть? Из тугого шелковистого кокона донесся судорожный вздох, там кто-то пытался дышать.
Поведя мечом, Каватина разрезала кокон в том месте, где должно было находиться лицо. Острие клинка зацепилось за что-то, вытащив это через отверстие. Черная маска. Покачиваясь, она спланировала на землю и лежала неподвижно, но эта маска завладела вниманием Каватины куда сильнее, чем судорожные вздохи, доносившиеся из дыры, прорубленной ею в коконе. Что-то в этом клочке черной ткани было не так, и это внушало куда большее беспокойство, чем тот простой факт, что маска — это священный символ бога, являющегося одним из главных врагов Эйлистри.
Маска была живая.Каватина чувствовала, как она кричит. Она слышала это самым уголком сознания — как звук, который способен разрушить кристалл.
С этим она разберется чуть позже. Теперь же внутри кокона находилась жертва. Глаза ее по-прежнему были залеплены толстым слоем липкого шелка, но рот двигался. Губы скривились от муки, обнажив зубы, сквозь которые она выталкивала слова богохульственной молитвы, прося Господина В Маске исцелить ее, вывести яд из ее тела.
Каватина протянула руку и пальцами сжала губы пленника, прежде чем он успел закончить молитву. Мужчина, оказавшийся внутри кокона, отчаянно забился, но единственным результатом этого было слабое покачивание свертка из клейких нитей.
— Сегодня никаких молитв Варауну, — сказала Каватина, — по крайней мере, пока жрица Эйлистри держит твой рот на замке.
Из-за сомкнутых губ донесся приглушенный вопль ярости. Каватина держала их так, что уголки верхней губы могли немного приподниматься. Мужчина пыхтел сквозь эти крохотные щели, точно лошадь, проскакавшая галопом целую лигу.
— Ты вот-вот умрешь, — сказала ему Каватина. — У тебя уже начинают сереть губы. Скоро ты будешь со своим богом, но я хотела бы знать: понимаешь ли ты, что все, чему тебя учили, — ложь? Хоть Вараун и утверждает, что хочет низвергнуть Ллос, но правда в том, что он существует лишь с ее дозволения. Независимость, о которой он болтает, — вранье.
Голова мужчины внутри кокона чуть шевельнулась взад и вперед — едва заметное покачивание. Он отказывался слушать, верить.
— Элланиаф — это не спасение, это тюрьма, — продолжала Каватина. — Иначе почему бы он располагался на Колофисе, четвертом слое Уровня Изгнания? Вы, стремящиеся присоединиться к своему богу, такие же рабы Паучьей Королевы, как сам Вараун. Из всех темных богов — Варауна, Кайрансали и Селветарма — лишь Эйлистри дает какую-то надежду на избавление от зла, которое
Она помолчала, давая ему подумать, потом добавила:
— Тебе нет необходимости умирать. Эйлистри может вывести яд из твоего тела, если только ты примешь ее. Откажись от Варауна и раскрой объятия единственной богине, которая действительно любит народ дроу. Ты уже сделал первый шаг в танце Эйлистри, выбравшись на поверхность. Покаяние еще возможно. Если ты искренне скажешь «да», я узнаю это. — Она позволила ему немного пошевелить губами. — Ты примешь Эйлистри?
Ответом были резкий толчок воздуха и струйка слюны, стекающая по подбородку, которую он смог собрать при этих обстоятельствах.
Каватина фыркнула. Ответ оказался в точности таким, какого она ожидала. Она исполнила предписанную процедуру, дав ему шанс, положенный по закону. На этом ее обязанности перед ним оканчивались. Она снова крепко сжала его губы, наблюдая, как они медленно бледнеют. По губам стекал пот, и они сделались скользкими, а сопротивление мужчины все слабело и слабело.
Когда оно наконец прекратилось, Каватина отпустила его губы.
Она взглянула на мертвого мужчину, медленно вращающегося в своем коконе. Ее мать сказала бы, что погибла еще одна душа, которую можно было бы спасти. Однако ее мать была мертва. И погубили ее именно такие мысли.
Каватина осторожно нагнулась за маской, хотя ей вовсе не хотелось дотрагиваться до нее. Ей случалось слышать о подобной мерзости. Слуги Варауна называли это похищением душ. В этом квадратном куске черной материи была заперта чья-то душа.
Она положила маску на клинок меча и запела молитву уничтожения заклятия. Слабые стенания, доносящиеся из маски, стихли. Полоска ткани разгладилась, потом обвисла. Каватина позволила ей соскользнуть с клинка и полоснула опускающуюся на землю маску мечом, разрубив священный символ ровно надвое.
Она направилась прочь, не оглядываясь ни на обрывки материи, ни на тело в медленно вращающемся коконе.
Она продолжала охоту.
Прошло много времени после ухода Рыцаря Темной Песни, когда Халисстра возвратилась к полому дереву. К тому времени уже стемнело, но луна еще не взошла. Когда это случится, Рыцарь Темной Песни снова пойдет по следу Халисстры. Игра в догонялки начнется вновь.
Однако в данный момент Халисстре надлежало заняться другим делом, как повелела ее госпожа. Капризная, как всегда, Ллос передумала. Клириков Варауна не следовало убивать, а особенно того, которого Халисстра как раз убила.
По следам на земле Халисстра видела, что воин-жрица Эйлистри нашла спеленатого в коконе клирика. Возле рта мертвого мужчины было прорезано отверстие. Это Халисстру не удивило. Милосердие было одной из главных слабостей верующих Эйлистри. Однако клирику Варауна это на пользу не пошло. Он был мертв.
Потом она заметила его символ веры. Он валялся рядом на земле, разрубленный надвое. Халисстра кивнула. Быть может, именно поэтомужрица Эйлистри проделала в коконе дыру: чтобы извлечь священный символ и уничтожить его. Возможно, в конце концов, жрица была не столь уж милосердной.