Жертва
Шрифт:
Саакадзе платком вытер вспотевший лоб Джамбаза.
«Барсы» и сорок дружинников-грузин в чешуйчатых кольчугах скакали за Саакадзе. За ними – густой колонной сарбазы.
Поднял забрало Саакадзе и пристально оглядел долину. «Ждут! – подумал он. – Вот в этом лесу, за оврагом, в узкой лощине, за буграми. Ждут!»
Неподвижны зеленые заросли. Спокойна Ксани. Пустынны горные тропы. Безмолвны замки. Ждут.
Георгий обернулся. Высоко на гребне горы замок Ксанских Эристави. Насторожились бойницы и башни. Сквозь зубцы стен просвечивает голубое небо. Суровая тишина сковала замок.
Но долина дышала. По берегам Ксани зрели фруктовые сады. В расщелину юркнула ящерица. Черкая коза, насторожив рожки, шарахнулась со скалы. Взметнулись красные куропатки. С обочин дорог в траву прыгали кузнечики, медведки, саранча, наполняя воздух тревожным стрекотаньем. Синий блестящий жук нырнул в дикий тюльпан. И только на лужайке безмятежно дремал медвежонок. Он приподнял голову, сонными глазами посмотрел на мчавшихся всадников, почесал лапой за ухом, зевнул и снова растянулся на траве.
Саакадзе пришпорил Джамбаза и вброд пересек речку. За ним неслась персидская конница. Зашумела взбудораженная Ксани. Подковы звонко ударялись о кругляки. Летели большие брызги. Иранские знамена мутными пятнами отражались на вспененной воде.
Следуя за Георгием, переговаривались Карчи-хан и Вердибег. Видно, не хватит верблюдов, коней и повозок вывезти богатства Самухрано. А еще предстоит дань с Тбилиси и шелк кахетинских князей. Слава аллаху! Наконец они навсегда покончат с беспокойной Грузией.
Громко и весело переговаривались «барсы». Они недаром сардары и минбаши шаха, они покажут, как уничтожать врага. Они отобьют табуны коней, завладеют драгоценным оружием. Как вино из бурдюка, они выпустят кровь из разжиревших врагов. Слава Христу, наконец «барсы» навсегда покончат с беспокойством Грузии.
Но Саакадзе не говорил и не смеялся. Глубокая складка прорезала переносицу. Острым взором он прощупывал каждый куст, каждый камень. Ждут! Георгий знал – там, за синеющей полоской, учащенно дышат, там бьется нетерпеливое сердце.
На правом берегу Ксани, у деревни, закутанной в зелень садов, Саакадзе остановился. Он выбрал молодого хана с двумя тысячами сарбазов. Карчи-хану Георгий сказал: «Необходимо оставить в заслоне отряд для защиты подступов к Мухрани от Эристави Ксанского».
К полудню конная колонна, растоптав виноградники, придвинулась к скалистым отрогам, на которых возвышались сумрачные башни.
Соскочил Саакадзе с коня и, сопровождаемый «барсами» и Вердибегом, поднялся на крутой выступ. Роскошная Мухранская долина лежала у ног Георгия, но он видел только гору Трех орлов, покрытую густым лесом. Было тихо, лишь в чернеющей балке шумел невидимый поток.
Вердибег одобрил решение Саакадзе оставить и здесь две тысячи сарбазов для охраны леса, откуда могут нагрянуть князья, дружественные Мухран-батони.
И снова Георгий Саакадзе и сорок дружинников-грузин поскакали вперед. Следом, развевая знамена, потянулась поредевшая персидская конница.
Темные тени ночи внезапно легли на Сапурцлийскую долину, владение Мухран-батони. Бледная звезда мерцала над скалистой вершиной, где гордо высился Мухранский замок. Кони устало передвигались во мгле. Саакадзе остановил Джамбаза.
Карчи-хан согласился разбить стан в долине. Он нетерпеливо рвался к замку Мухран-батони, но ночью опасно, замок не уйдет, а долина нужна для завтрашнего дня.
Лощина осветилась зловещим пламенем. Затрещали костры. Сарбазы весело разбивали шатры. К реке на водопой спускали коней, рубили лес, на деревянные заостренные палки нанизывали мясо.
Полночь. Крупные звезды загадочно смотрят с черного неба. Стан спит. Только часовые приглушенно перебрасываются персидскими словами.
Шатер Карчи-хана окружен двойным кольцом исфаханцев – личной охраны. В каганце мерцает голубой огонек. Из мглы выплывают смуглые лица ханов.
Карчи-хан совещается. Но в шатре нет Саакадзе, нет грузин. Еще в Тбилиси тайно от Саакадзе Карчи-хан послал в Кахети гонцов к богатым князьям:
"Аллах всевышний, о аллах!
Благодаря мудрости шах-ин-шаха крылья тишины распростерлись над Грузией. Города умиротворены. Грузинский народ, вознося благодарность «льву Ирана», возвращается к земле и солнцу.
Да будет вечный мир между Ираном и Кахетинским царством. Прибудьте в Самухрано и присутствуйте на утверждении мира. Лично подпишите ферман и примите дары, присланные шах-ин-шахом за верность.
Во имя аллаха милосердного раб веры Карчи-хан".
И вот вернувшийся гонец незаметно проскользнул в шатер Карчи-хана.
Эрасти еще ниже пригнулся и опустил ветки кустов.
Гонец рассказывал о ликовании кахетинских князей. Обрадованные миром, они спешат во владение Мухран-батони. Завтра в долине Сапурцлийской кахетинцы представятся Карни-хану.
Ханы смеются: хорошие дары завтра получат князья…
Шатер Георгия Саакадзе окружен личной охраной – сорока грузинами. Саакадзе совещается. Но в шатре нет Карчи-хана, не сидят кизилбаши. Прикрытый медной чашей, горит светильник, бросая красные отсветы на потемневшее лицо Георгия.
– Помните, друзья, малейший промах – и конец Грузии. Истребление и разорение народа достигло предела. Нет царя, нет единого войска, нет страны. Предстоящая битва или продолжит историю картвелов, или прекратит жизнь Грузии.
– Нет, Георгий, пусть было Упадари, но будет и Мухранская долина, – сдержанно ответил Даутбек.
– Против нас, – понизил голос Георгий, – многочисленные персидские полчища. Наше превосходство – внезапность и стремительность. Первый удар нанесем в долине Сапурцлийской. Карчи-хан, конечно, бросится к Мцхета, на соединение с Исмаил-ханом. Необходимо, спасая Тбилиси, отбросить персов от моста. Тогда они, минуя город, повернут к Иори. Оставленных сарбазов на правом берегу Ксани должны уничтожить хевсуры и пшавы. Сарбазов у горного леса поручим Нодару Квливидзе – давно рвется в бой. Мцхетский мост будет защищать сам Квливидзе.