Жертвоприношения
Шрифт:
Отсюда видна б'oльшая часть комнаты, но чуть сбоку. Стрелять придется стоя. В последнюю секунду.
Я уже видел ее мельком несколько раз. Угрызений совести не испытываю. Значит, никаких изменений в плане.
Едва встав с постели, Анна отправляется проверить, хорошо ли Камиль запер двери. Грабили дом не один раз — ничего удивительного в такой глуши, — и поэтому все теперь здесь бронированное. Огромное двойное стекло в гостиной армировано, его хоть молотком бей, ни одной трещины.
— Это код сигнализации, — сказал Камиль, показывая ей вырванную из блокнота страничку. — Ты набираешь диез, эти цифры и снова диез. И тут же включается сирена. Система не подсоединена
У Анны не возникло желания выяснять, что это за цифры — 29 09 1571.
— Это дата рождения Караваджо… — Такое впечатление, что Камиль извиняется. — Хорошая мысль для кода, мало кто знает, когда родился Караваджо. Но повторяю: тебе не придется им воспользоваться.
Она отправилась в заднюю часть дома. Здесь маленькая прачечная и ванная комната. Единственная дверь, ведущая наружу, также укреплена и наглухо закрыта.
Анна, как смогла, приняла душ — невозможно хорошо вымыть голову пальцами в шинах, которые она побоялась снять. К тому же еще очень больно, стоит дотронуться до кончиков пальцев, как она не может сдержать крика. Придется смириться с такой медвежьей лапой: ухватить что-нибудь мелкое — просто подвиг. Анне удалось вымыть голову мизинцем правой руки, потому что мизинец левой вывихнут.
После душа Анне стало несравненно лучше: всю ночь она чувствовала себя грязной, как будто пропиталась больничными запахами.
Сначала вода обожгла тело, зато потом Анна долго наслаждалась. Затем приоткрыла форточку, и свежий воздух принес с собой прохладу.
С лицом не произошло никаких изменений, разве что стало еще уродливее, еще больше распухло, посинело, пожелтело, и зубы выбиты…
Камиль осторожно ведет машину. Слишком осторожно. Слишком медленно, тем более что эта часть шоссе недлинная и водители часто забывают сбросить здесь скорость. Мысли его находятся далеко, он настолько занят ими, что автопилот снижает скорость до минимума: семьдесят километров в час, шестьдесят, потом — пятьдесят и соответствующие последствия. Хор клаксонов, оскорбления при обгоне, подмигивание фарами… машина еле-еле дотягивает до окружной автодороги. Все начинается с этого вопроса: он провел ночь с женщиной в самом потайном месте его жизни, но что он в действительности о ней знает? Что они знают друг о друге, он и Анна?
Он быстро подвел итог, что же Анне о нем известно. Он рассказал ей самое главное: Ирен, мать, отец. Наверное, его жизнь к тому и сводилась. Со смертью Ирен в ней просто стало на одну драму больше, чем у большинства людей.
Да и об Анне ему известно не намного больше. Работа, брак, брат, развод, дочь.
Придя к подобному заключению, Камиль выезжает на среднюю полосу, вытаскивает из кармана мобильный телефон, подсоединяет его к прикуривателю на щитке автомобиля, входит в Интернет, открывает навигатор, а поскольку экран действительно маленький, водружает на нос очки. Телефон выскальзывает из рук, приходится наклоняться под пассажирское сиденье, а когда в вас метр сорок пять сантиметров, то дело это, понятно, не из легких.
Тут машина забирает еще правее, туда, где можно просто ползти. Он встает на аварийку и шарит под сиденьем в поисках мобильника. Но все это время мозг его безостановочно работает.
Так что же он знает об Анне?
Знает о ее дочери. О брате. О ее работе в туристическом агентстве. А что еще?
Сигнал опасности дает о себе знать мурашками по спине.
Во рту собирается слюна.
Как только мобильник оказывается у него в руках, Камиль набирает запрос в Интернете: «Wertig&Schwindel». Печатать неудобно, в этом названии столько
В ожидании появления главной страницы Камиль нервно постукивает пальцами по рулю. Вот и она, с пальмами и пляжами вашей мечты — по крайней мере, для тех, кто о них мечтает. С жуткими завываниями его обгоняет полуприцеп, Камиль слегка берет в сторону, но не отрывает глаз от крошечного экрана. Перечень услуг, приветственное слово главы фирмы, структура… Камиль совсем не соблюдает ряд: едет одновременно по нескольким полосам, и неожиданно его едва не задевает машина слева. Снова крики, — кажется, даже отсюда слышно, как матерится взбешенный водитель.
Служба менеджмента и контроля отчетности во главе с Мишелем Фаем. Одним глазом Камиль смотрит на экран мобильного телефона, другим следит за движением. Сейчас будет Париж, Камиль подносит телефон к глазам, есть фотография этого Жан-Мишеля Фая: тридцать лет, полный, волосы с проседью, но вполне доволен собой, прекрасный экземпляр управленца.
Когда Камиль выезжает на окружную, перед его взором проходит бесконечное число страниц контактов — этакая генеалогия всего, что значимо на предприятии; он ищет фотографию Анны в списке сотрудников, фотографии сменяют одна другую… Его палец лежит на стрелке внизу, он пропустил букву «Ф», придется возвращаться, а позади завывает сирена.
Камиль поднимает глаза к зеркалу заднего вида, старается вписаться в правый край самой правой полосы, но уже поздно. Полицейский на мотоцикле обгоняет его, приказывает съехать на обочину. Мобильник выскальзывает у Камиля из рук. Он останавливается. Полицейские — это беда!
В доме нет места для женщин. Нет ни зеркала, ни фена — мужской дом. Чая тоже нет. Анна нашла кружки, выбрала ту, на которой кириллицей было написано:
Мой дядя самых честных правил, Когда не в шутку занемог…Нашла травяной чай, но он такой старый, что потерял всякий вкус.
Она быстро поняла, что здесь ей придется делать бесконечные дополнительные усилия, по-другому вести себя. Потому что это жилище мужчины ростом метр сорок пять сантиметров, здесь все ниже, чем где бы то ни было, — дверные ручки, ящики, выключатели, все… Если оглядеться, то повсюду найдешь приспособления, чтобы залезать на них, — скамеечки, лестницы, табуреты, — потому что на самом деле для Камиля высоко все. Однако он не полностью исключил в своем жилище возможность присутствия другого: все расположено на средней высоте, между той, что удобна ему, и приемлема для других.
Еще одно подтверждение, как укол в сердце: она никогда не испытывала к Камилю жалости, нет, он вызывал у всех, и у нее, совершенно иное чувство — растроганность. И сейчас больше, чем где бы то ни было, она ощущала свою вину, вину за то, что она колонизировала его жизнь, втянула в свою историю. Плакать ей больше не хочется, она решила, что не будет больше плакать.
Нужно взять себя в руки. Анна решительно выплескивает травяной чай в раковину, она рассержена на саму себя.
На ней лиловые тренировочные брюки и свитер с высоким воротом, ничего другого у нее тут нет. Вещи, в которых она поступила в больницу, были все в крови, и их выбросили, а то, что Камиль ей принес из дому, он решил оставить в шкафу, чтобы, если кто-нибудь заглянет в ее отсутствие, подумали, что она только что вышла из палаты. Он припарковался около запасного выхода в отделение скорой помощи, Анна прошмыгнула за спиной медсестры приемного покоя, влезла в машину и легла на заднее сиденье.