Жертвы Северной войны
Шрифт:
Жозефина вздохнула, перекинула косу на плечо, потеребила ее кончик, потом продолжила устало, но с отчетливо слышимым в голосе триумфом:
— В деревне Маринбург шестнадцать лет назад армия начала проводить долгосрочный эксперимент. Первые попытки были неудачными, но потом экспериментаторам удалось добиться кое-какого успеха. На настоящий момент в этой местности есть двадцать пять ребятишек в возрасте от шести до двенадцати лет. Только у четверых нашим агентам удалось выявить латентные признаки телепатических, телекинетических и иных способностей. Причем у двоих тесты наличие этих способностей не подтвердили. У Петера и Михаэля. Михаэля уже вернули, Петера должны возвращать как раз сейчас. У Аниты и Греты эти способности проявились, напротив, с невиданной силой. Их мы, уж не обессудьте, забираем. Девочек ждет великая судьба — они станут матерями новой расы, которая вознесет Аместрис на недосягаемую высоту. Нашей стране суждена высокая миссия: стереть все национальные отличия по всему миру, сделать всех людей равными. Добиться этого возможно только подавляющим военным и интеллектуальным превосходством. И оно у нас будет.
Эдвард видит рыбу.
Эдвард: ААААА! Рыбы!!!!! Я панически боюсь рыб!!!!!
(падает в обморок)
Его охранница — охранницам Ала: Эй, девочки, это вы его подстрелили?!
Охранницы: Нет, мы вообще не стреляли!
Ал: Это они! Я видел!
Охранница Эда: Ах вы, бип-бип-бип! Карьеру мне загубить хотите!
Завязывается перестрелка между охранниками, в результате чего они убивают друг друга, Эрнесто Панчини и Жозефину Варди.
Эдвард встает, отряхивается и говорит: Учись, Ал, пока я жив, как надо выкашивать врагов!
Ал: Да… интересная была бы развязка.
Глава 10. О телепатии и рыбах
Жозефина умолкла, наслаждаясь эффектом. Эд смотрел на нее и думал, что ему больше хочется: пристрелить ее, задушить или просто засадить в тюрьму пожизненно (причем позаботившись, чтобы в ту же камеру попали какие-нибудь извращенки ростом под два метра с кулаками под два пуда). Это ж надо же! Подавляющее технологическое и интеллектуальное превосходство… А несогласных — к стенке?
Эдвард убрался из того, другого, мира еще до того, как человек по имени Адольф Гитлер написал свой эпохальный труд «Майн Кампф», и, подавно, еще до того, как появился первый концлагерь, но печенкой чувствовал, что от этой затеи очень дурно пахнет. Особенно если ради нее надо производить незаконные эксперименты на людях и похищать маленьких детей. А также оболванивать сомнительной идеологией множество глупых мальчишек, вроде того же Росса Малькольма.
— Погодите, можно вопрос? — спросил Ал тоном примерного ученика. Эд этот тон прекрасно знал, и сообразил: брат издевается. Очень редкое для него состояние. — Я что-то не понимаю…
— Да? — Жозефина казалась удивленной.
— Вы сказали — шестнадцать лет назад. А дети в возрасте от двенадцати до шести. Почему…
— Потому что Маринбург — не такая большая деревня, — отрезала Жозефина. — Дети здесь рождаются не каждый год. Кроме того, требовалось, чтобы в организмах матерей накопилось побольше веществ. Я ответила на ваш вопрос?
— А теперь вопрос есть у меня… — губы Эдварда чуть скривились. — Насколько я понимаю, эта база никогда не была покинута, так? И никогда не использовалась, как химическая лаборатория? Точнее, использовалась… как лаборатория для получения красной воды. Правильно?
— Правильно, — Жозефина держала удар. — Как вы догадались, молодой человек?
— Нетрудно, — Эдвард пожал плечами. — Уж больно тут у вас хорошее оборудование. Хранение красной воды — технологически очень сложный процесс, он требует специальных коммуникаций, то се… ну не верю я, что тайная организация, пусть сколь угодно разветвленная, пусть имеющая связи в военных кругах, могла заброшенную базу переоборудовать. Другое дело — прибрать к рукам уже имеющееся… Хотите, я вам даже расскажу, как вы ее получили?
Жозефина кивнула.
— Интересно будет послушать, молодой человек.
— Фюрер Мустанг, сразу после того, как получил власть, приказал прикрыть все военные лаборатории, занимающиеся разной неконституционной деятельностью… ну, и эту в том числе. Однако кое-какие силы, уже тогда недовольные его деятельностью, подчистили нужные отчеты. База числилась закрытой, однако на самом деле процветала. Вот только мне непонятно, кто же давал деньги…
— Ну, деньги — дело наживное, — Жозефина пожала плечами. — Партийная, идеологическая деятельность тоже кое-что дает, да и на спонсоров не жалуемся… А вообще, Эдвард, вас это волновать не должно. Хотя… восхищена, восхищена… Теперь я понимаю, почему вас называли гением.
— Что вы, мадам, мне просто везет, — Эдвард улыбнулся, хотя больше всего его тянуло вцепиться мадам в глотку. Что ж, возраст — на то и возраст, чтобы учиться владеть собой.
Однако, выдержка изменила, как ни странно, Алу.
— Ах вы… — голос государственного алхимика пресекся от сдерживаемого гнева, когда он заговорил. — Значит, вы уже шестнадцать лет вынашиваете планы по захвату власти…. Проводите опыты на людях… обкрадываете государство… оболваниваете молодежь в Столице и крупных городах, притворяясь идеалистами… а сами готовите натуральный фашистский мятеж, вот что!
— Фашистский? — Жозефина приподняла бровь.
Эрнесто Панчини кашлянул и сказал:
— Фаш — это кулак на моем родном наречии. И что вы имеете в виду?
Ал чуть смутился, но поток возмущений не прервал.
— Да как вас ни назови! Вы же… вы же снова войну хотите развязать! Большую войну! Мало вам было Северной, мало вам было Ишварской! Мало вам было мятежей и бунтов! Черт возьми, неужели так трудно оставить нашу страну в покое?!
— Не говорите мне о войне, — Жозефина развернулась и смотрела Алу в глаза. — Не говорите мне о войне, молодой человек. Все мы здесь — ее жертвы. И вы оба, с юности рисковавшие жизнью во имя непонятно чего… и я, из-за войны потерявшая всю мою семью. И эти две девочки, которые должны будут принести жертвы на благо Аместрис. Но нет жертв — нет и счастья.
Голос ее стал страшен, она почти шипела.
— Жозефина… — Панчини положил руку ей на плечо и произнес елейно и самодовольно. — Теперь моя очередь. Если они так тебе нужны, можно попробовать иные средства, более действенные.
— Действительно, — произнесла Жозефина, мгновенно (по крайней мере, на вид) успокаиваясь. — Если уж на вас не производит впечатления величие наших целей… — она усмехнулась.
Эдвард и Ал поняли одновременно: ее величие этих целей тоже нисколько не впечатляет. Впечатлять оно может разве что молчаливого до сих пор Панчини, который, видимо, от души наслаждался разговором (это было у него на лице написано во-от такими буквами). А ей нужно что-то другое. Что?