Жертвы Северной войны

Мадоши Варвара

Кстати, а как она сама попала к вертолету?! Ведь ее там раньше не было, когда Эд вышел к поляне…

Аппарат поднимался. Жозефина заметила Эда, постучала по плечу второго пилота, показала на него. Пилот только пожал плечами. Сделать он явно ничего не мог. Жозефина отсадила девочку куда-то в сторону (Эдвард увидел, что там, в кабине вертолета, есть еще кто-то), полезла в карман пиджака за пистолетом. Вытащила. Направила на Эда сквозь открытую дверь кабины. Государственный алхимик понял, какую глупость он только что сделал.

И тут

полыхнуло. В лесу на мгновение стало светло как днем, все озарилось розовато-белым светом. Потом пришел звук: ужасающий грохот, такой грохот, что Эд практически оглох и обязательно отцепился бы от «конька», если бы был способен разжать руки. А потом пришел удар горячего воздуха, такой сильный, что моментально высушил лицо и рот, а аппарат покачнулся в воздухе. Эд очень явственно видел лицо Жозефины Варди… видел, как губы ее шевельнулись, и прочел по губам: «Отправляйся к брату!», когда она надавила на курок.

Эдвард не почувствовал, куда вошла пуля. В глазах у него потемнело, руки разжались сами собой, и он полетел вниз, прямо в лесные ветки. Сверху они кажутся мягкими и мохнатыми, но поверьте — это совсем не так. Впрочем, наверное, деревья смягчили полет… во всяком случае, Эдвард выжил.

— Вот, собственно, и все, что я знаю, — Эдвард смотрел прямо в глаза Мари. — Потом меня нашли ваши односельчане. Я читал рапорты наших агентов… Там действительно была яма, в которой они прятали аппарат. Из ямы вел подземный ход прямо до базы. По нему-то Жозефина и выбралась, когда поняла, что дело плохо. Поиски в лесу вели не только жители Маринбурга и соседних деревень, но и наши специалисты. Там, где была база — оплавленная земля. Воронка. Лес горел… по нашим данным, впрочем, уже потушили: слава богу, вчерашний ливень помог. Естественно, никого не нашли. По нашим предположениям, на базе оставалось еще немало людей.

— Они все погибли? — спросила Мари.

— Кто знает?.. — Эдвард пожал плечами. — Когда с нами там проводили инструктаж, неоднократно подчеркивалось, что одномоментной эвакуации не предусмотрено.

— Но…

— Если вы хотите спросить, есть ли какая-то надежда для моего брата… — Эдвард опустил глаза. — Не знаю. Я не хочу верить, что он просто так вот взял, и… Но… это очень вероятно. Я только знаю, что надежда есть всегда, пока тела не нашли. Мы с ним во многие переделки влипали, и, как видите, всегда выбирались живыми. Так что… если был хоть малейший шанс к спасению, Ал его нашел.

«Он не верит, — поняла Мари по тону. — Он сам себя уговаривает». Она вспомнила, как он плакал в первый момент, когда очнулся.

— А… ваши бумаги? — спросила Мари. — Вы трансмутировали бумагу тогда, помните?

— О да, записи я привел в прежнее состояние… — Эдвард невесело усмехнулся. — В этом плане фюрер нужные доказательства получит. Как будто они сейчас кому-то нужны… Мари… То, последнее, что сказал мне Ал — это ведь касалось вас?

Мари кивнула. Говорить она была

не в состоянии.

Эдвард тоже молчал. Было ясно видно, что он не знает, что сказать. Посему выбрал, видимо, наименее болезненный путь: заговорил о делах.

— Значит, вот как… скажите, вы знаете, кто такая Жозефина Варди? Ал назвал ее по фамилии, и теперь я понял, почему. Вы ведь с ней очень похожи. Ваши родители… где они живут?

— Мои родители погибли во время Северной войны. Я жила в приюте с тех пор. Никаких родственников у меня не осталось.

— Мари… не могло так случиться, что ваша мать осталась жива? — и тут же торопливо начал. — Я понимаю, очень тяжело признать…

— У меня не осталось фотографий родителей, — перебила его Мари, — но моя мать была низенькой полной женщиной. Волосы у нее были светлые и прямые, глаза — зеленые, а кожа — белая. Я похожа на отца: он был высокий, смуглый, темный и кудрявый. У отца когда-то была сестра… я слышала о ней только мельком, от матери. Сам отец не любил о ней говорить. Я даже не знаю, как ее звали. Может быть, это она.

— Очень возможно, что она, — Эдвард так и впился в нее взглядом. — Что вы точно о ней знаете?..

— Да практически ничего. Они с отцом очень сильно поссорились, еще до того, как отец познакомился с матерью, так что даже мама ничего не могла сказать, хотя я, конечно, спрашивала — мне же все было интересно… Помню только фотографию, на которой папа лет десяти, вместе с ужасно похожей на него девочкой… фотография старая, черно-белая.

— Эта сестра… сколько ей было лет?

Мари задумалась на секунду.

— Не знаю точно. Отец называл ее младшей сестрой… но, судя по той фотографии, разница между ними была небольшая, может быть, год или два.

— А сколько лет было бы сейчас вашему отцу?..

— Ох, погодите… — Мари потерла лоб. — Я как-то никогда не задумывалась… Моей маме было двадцать пять, когда она меня родила, стало быть, тридцать три, когда…отец был старше ее на три года. С тех пор прошло восемнадцать лет, стало быть, ему был бы пятьдесят один…

— Значит, это должна быть она. Внешнее сходство, фамилия…

— Скорее всего… — Мари глубоко вздохнула. — Скажите, что мне теперь делать?

— В каком смысле? — удивился Эдвард.

— В прямом. Возвращаться в Маринбург? От меня больше ничего не потребуется? Или понадобится давать свидетельские показания?

— Понадобится. То, что мы сейчас записали, — Эдвард махнул рукой на уже выключенный диктофон. — Вообще-то, есть еще… а, черт с ним. Я все улажу. Но… Мари, вы не сможете вернуться в Маринбург.

— Почему? — удивилась она.

— Вся деревня эвакуирована, как и две соседних. Не стоит оставлять людей в местности, отравленной этой водой. Жителям будут выплачены компенсации и обеспечен бесплатный проезд всюду, куда они ни захотят. А пока их поселили частью в городской гостинице, частью в военной гостинице. Что касается вас…