Жесткая посадка
Шрифт:
– Угу. Я уже обратил внимание, что в ваших местах принято подбадривать себя всякими страшными байками. Какие ваши доказательства… То есть предложения?
– Первое. Посоветоваться с Зайцем. Он командир единственного здесь полуподпольного вертолёта.
Как летающий по определению девайс вроде вертолёта может быть подпольным, я представлял плохо, но на всякий случай кивнул.
– А как же идея Уха, чтобы никто вообще не знал, что мы делаем и ищем?
– Идея Уха хороша, но она хороша только до Орхояна. Ты даже не представляешь, какие толки ты пробудил здесь своим появлением. Ты пойми – в посёлке шестьсот человек, и появляется шестьсот первый, ведущий себя таинственным образом и странным образом молчащий о целях
– Да где же я возьму её, пайцзу эту?
– А командировка, оболтус, у тебя – она откуда? Из московского НИИ, напоминаю тебе, если забыл. Твоя задача – эту командировку снабдить такой легендой, чтобы правое полушарие у Лидии обернулось вокруг левого. Ферштейн? В принципе, раньше здесь стояла станция тропосферной связи, поэтому, если ты скажешь, что её собираются реанимировать, то это будет всем понятно и очевидно.
– Угу, – сказал я, пытаясь собрать в кучку расползающиеся мысли. – А как это стыкуется с тем, что мы расскажем подпольщицкому вертолётчику?
– Подпольщицкому вертолётчику придётся рассказать всё по очень простой причине – без него у нас ни хрена не получится. Но здесь как раз можешь не беспокоиться – вертолётчик в Орхояне – как адвокат мафии. Здесь по осени он возит икру со всех браконьерских рыбалок побережья. И жив только тем, что молчит. К пожизненному молчанию приговорён человек. Он беззакония видел, может, больше, чем Генеральный прокурор Российской Федерации. Здесь закона вообще никакого нет – писаного, я имею в виду. Законы здесь люди устанавливают для себя сами. Кто послабее – только для себя, кто посильнее – и для других. Кроме того, Заяц – так зовут его здесь – всё-таки специалист в авиатехнике, и вертолёт свой он поднимал из какого-то хлама своими руками. Он, по крайней мере, скажет нам, что от ероплана надо откручивать и в каком порядке.
– А механик у него есть?
– Формально «бортмешок» у него имеется. Но «бортмешку» этому Заяц, думаю, только дверь в вертолёте открывать-закрывать разрешает. Ну и с мешком по людям ходить, добро собирать, мясо рубить, рыбу складывать. В вертолёте своём Заяц всё делает сам.
После обильного чаепития Зим выкатил из пристроенного сарая мотоцикл с коляской – родной брат того, на котором меня подвозил мент-майор, – и мы покатили на площадку Зайца.
Подпольный вертолёт Орхояна выглядел на первый взгляд даже получше, чем то разлапистое оранжевое мега-насекомое, на котором меня сюда доставили. Несмотря на то, что принадлежал он к тому же семейству вертолётов «Ми-8». Был он выкрашен в красивый серебристый цвет, и на нём не было абсолютно никаких следов копоти. Рядом с вертолётом стоял опрятный белый домик командира, маленький, будто только что перенесённый из украинских сказок. Над вертолётом возвышалась скальная стена Хребта, и машина была вполне соразмерна этому ландшафту – пусть даже не габаритами (хотя габариты продолжали меня удивлять), а излучаемой ею аурой какой-то рукотворной мощи, способной преодолевать пространство и время.
Так вот, вертолёт и горы соответствовали друг другу, а домик – нет.
Дверь домика отворилась, и оттуда выкатился круглый очкастый добродушный человечек, совершенно интеллигентного обличья, похожий на огрузневшего низенького доцента филфака, а отнюдь не на сталинского сокола. Прямо так, по-домашнему, в тапках, он пошёл к вертолёту, где Зим остановил свой мотоцикл.
– Здорово, Зим! – сердечно поздоровался «доцент» с Алексом. – Что, клиентура приехала?
– Можно сказать и так, – хмыкнул Зим. – А ты всё машину красишь? Она у тебя только на краске, видать, и держится.
– Не токмо на краске, – обиженно дёрнул головой «доцент», – а ещё на проволочках, тряпочках и верёвочках. Девочке сорок четыре года всего. Вот станет «ягодка опять» – будет на краске держаться. Ну, пошли домой, разговаривать.
И «доцент» решительно пошёл к вертолёту, который, судя по всему, и был его настоящим домом.
Через три минуты общения владелец подпольного вертолёта сообразил всё:
– Значит, вы хотите вывезти этот самолёт сюда. Без меня вам, понятное дело, не обойтись. Ну а тут уже я бы его на какую-нибудь баржу перегрузил. Которая в Николаевск обратно пойдёт. Кстати, если вы его буржуинам собираетесь толкнуть, то его прямо в море можно с баржи на корабль перегрузить.
– Ага. Я тоже об этом подумал, – кивнул Зим. – Ни таможни, ни налогов.
«Ух ты, как. А мне ведь вчера ты об этом не сказал».
Зим вновь будто прочитал мои мысли:
– Ты просто не привык к здешней жизни. Ни одна импортная лодка, ни один иностранный мотор здесь, в Орхояне, никогда не проходили ни одной таможни. Все они сгружены в море с корабля на корабль, за пределами двенадцатимильной зоны.
– А погранцы?
– Что – погранцы? Тебя встретил Гоминдан – вот это и есть наши погранцы. Основная задача наших погранцов – это чтобы сюда не попал кто ненужный с материка – журналюга, к примеру, или ещё кобра какая.
– А вы точно знаете, что он лежит здесь, на Хребте? – внимательно поглядел на меня «доцент».
– Совершенно точно. Причём в радиусе десяти километров, как мы вчера установили, – ответил вместо меня Зим.
– За бочкой пенного установили, – в устах «доцента» это не выглядело укоризной. – Место-то на карте ткните?
На полу вертолёта мигом появились три карты – последние кроки, нарисованные Сабуровым, карта Зима и карта «доцента».
– Стало быть, здесь – на узле Обручева, – забубнили в голос Зим с Зайцем, принимаясь водить по карте: один – линейкой, а другой – длинным пальцем. – Место хреновое, высоты… Цирк, распадочков уходит, как пальцев… Во геодезисты мудаки, надо же в такую дыру упереться – наверное, с бодуна были, как мы сегодня… Да, здесь, конечно, в каньонах, авиакрыло могло завалиться, хрен кто нашёл бы… Лететь здесь придётся очень осторожно, особенно подходы корявые – гляди, ущелье какое мерзкое, и высоты около пятисот метров. Мне выше шестисот на моём вертоплане подыматься очень нежелательно. А тут встречные ветра, как шибанёт об стенку…
Что меня поразило, так это то, что Зим разговаривает с пилотом почти на равных – он так же уверенно оперировал всякими авиационными понятиями, как «тангаж», «шаг лопастей», «расчётная дальность» и так далее. И в который раз за эти два дня я подумал – а кто был Александр Зимгаевский в прошлой жизни?
– Тут есть ещё одна проблема, – искоса поглядел Зим на «доцента». – Ребята, сам понимаешь, москвичи, они Орхоян только на карте видели.
– Ну а тот, который самолёт нашёл, он, что, им ничего не рассказал?
– Тот был в Орхояне чуть не в шестидесятые годы. Про нынешний Орхоян он знать ничего не знает. Ребята хотят ведь как – найти самолёт, описать его, сделать фотографии, а затем отправиться по всему миру в поисках механиков, которые его на части разберут, перед тем как вывезти. Я прикидываю – на то, чтобы этих механиков найти, да привезти сюда, как минимум месяц уйдёт. Закинуть их в тайгу, да ещё поглядишь, какие они в тайге механики будут…
– Ты что-то имеешь в виду? – сощурился Заяц.