Жесткая проба
Шрифт:
А Милка, пришибленная несчастьем, изреванная Милка, которая первые дни ходила за ним по пятам, как пришитая? Ей ведь тоже нужна была опора, защитник, наставник. Прежде им был отец, теперь стал Виктор. И прежде он для Милки был всезнающим и всеумеющим, недосягаемым образцом, примером и повелителем. Теперь эта маленькая душа прилепилась к нему всей силой своего испуга перед смертью, вошедшей в их дом, всей жаждой найти от неё защиту, незамутненной любовью и верой в то, что он самый лучший, самый и самый...
Разве можно всё это рассказать? И зачем это знать Алову? Он же будет писать про производственное, а всё это – семейное, его, Виктора, личное, никому до этого нет дела.
Алов обгорелой спичкой чистил огромный, в сантиметр, ноготь на левом мизинце и морщился.
– Ну, молодой человек, – сказал он, – так дело не пойдет. Мне нужны подробности. Факты и самые мелкие фактики.
– А зачем?
– Видишь ли, молодой человек... – со вкусом повторил Алов. Он любил, когда можно было обращаться к людям снисходительно. Снисходительность к другим возвышала его в собственном мнении. – Видишь ли, молодой человек, я собираюсь написать о тебе не статью, а брошюру. Может, даже книжку. Но для этого мне нужны всевозможные факты. Без этого нельзя творчески проникнуть в материал... Давай так: ты день-два подумай, а потом мы снова встретимся. Только пока об этом не трепаться! Понятно?..
Виктор думал, будет заметка в газете, а оказывается – целая книжка! Это похлеще любой доски и всяких там фотографий. У них в цехе... Да что там в цехе! На всём заводе ни про кого нет книжки! А про него будет!
Всю дорогу домой он старался держаться солидно, но губы его расползались в улыбке. Жалко, нельзя рассказать... Нет, Лешке можно, он не разболтает. Виктор хотел забежать в общежитие, но вспомнил: Алексей, конечно, ушел к Наташке, и теперь их не найдешь...
В цех утром он не шёл, а летел. У входа в пролет Виктор не удержался, оглянулся на доску, где вывешивались приказы и всякие объявления. Вчера здесь повесили «молнию»: на куске обоев красными печатными буквами было написано, что «фрезеровщик В. Гущин выполнил 220 процентов сменного задания. Берите пример с передовика производства!» «Молния» была на месте. Только с ней что-то произошло. Виктор не сразу понял, подошел ближе. Наискось через весь текст черным по красному было написано одно слово – «Липа». Виктор растерянно оглянулся, заметил обращенные к нему взгляды, улыбки. Он вспыхнул и побежал по пролету. Алексей уже был у плиты, рассматривал чертеж. Виктор подбежал.
– Понимаешь?.. Ты же видел «молнию» про меня, вчера повесили... Так какой-то гад написал на ней «Липа»!
Алексей поднял голову и спокойно сказал:
– Это я.
– Ты-ы?! – протянул Виктор и отступил. – Ну ладно! Попомнишь.
7
Как только люди начинают мудрить и выдумывать, обязательно получается какая-нибудь чепуха. И пусть бы ещё была польза. Наоборот! Им же всегда хуже. А всё равно мудрят, крутят и крутят. Прямо набиваются на неприятности. Вот и Лёшка. Всё ему нужно рассуждать, обсуждать: то не так, это не эдак. Он да ещё Кирка. Та тоже воображала. Вот и навоображала на свою голову...
Кира Виктору нравилась. Он даже объяснялся ей в любви, когда учились в седьмом. Ничего из этого не вышло, да и что, собственно, должно было выйти? Они ведь были пацанами... А потом она стала ещё красивее. Правда, зубы у неё чуть великоваты и рот всегда немножко приоткрыт. Но это её не портило. Наоборот, от этого она как-то казалась ещё красивее. И Виктор влюбился ещё больше. Тем более, что она была не ломака, как другие, а прямо, можно сказать, «свой парень». Виктор и думал, что всё будет просто, без фокусов. Особенно когда они были в Найденовке. Поехали вчетвером: Кира, Наташа, Лешка и он, Виктор. Они так и дружили вчетвером, хотя Виктор уже давно работал на заводе, Наташа заканчивала девятый, Лешка и Кира кончали ремесленное.
Второго мая они собирались с утра пойти в городской сад, но Кира вдруг сказала:
– Нет, знаете что? Давайте поедем в Найденовку. Вот куда мы ездили с Костей Павловым, когда были маленькими. Это всегда очень интересно – когда станешь взрослой, поехать туда, где была маленькой... Помните, как тогда хорошо было?
– Такая ты сильно взрослая стала, – усмехнулся Лешка.
– Ну уж и не маленькая!
Они бы обязательно заспорили и поссорились – они всегда спорят и ссорятся, как только встретятся, – но Наташа сказала, почему в самом деле не съездить, и Виктор тоже сказал, что это будет здорово.
В Найденовку интереснее было поехать на лодке, как и тогда, в первый раз, но лодку достать не удалось, и они поехали рабочим поездом. Поселок был такой же, как и прежде, но причал неузнаваемо переменился. Старый, должно быть, разбило штормом, новый уходил дальше в море, распростерся вширь и закрыл место, где они когда-то жгли костер и ночевали. Зажигать снова костер и ночевать они не собирались, но им стало немножко грустно – воспоминание о той ночи было приятным, а люди и время поторопились уничтожить всё, что о ней напоминало... Они постояли на конце причала. Виктор отколупнул от резиновой ленты транспортера несколько ссохшихся тюлек и бросил в воду – пускай другие рыбы кормятся. Тюльки остались на поверхности, ни одна рыбешка к ним не подплыла. Ветер трепал над запертым правлением уже надорванный флаг, в поселке орали громкоговорители и пьяные. Делать здесь было нечего, и они пошли обратно, к разъезду. Кира, как и все поначалу, притихла, потом снова развеселилась:
– Вон какая чудная балочка! Пойдемте посмотрим. Ну что в городе делать? Успеем ещё.
Изгиб балки, зарастающей кустарником, почти вплотную подходил к дороге, потом круто отворачивал и терялся в степи. Внизу было знойно и тихо, ветер сюда не достигал и лишь на краю оврага раскачивал бурые прошлогодние будылья чертополоха и гнал по небу взбитую пену облаков.
Среди кустов открылась маленькая лужайка. Девушки сели, Лешка лег на спину и заложил руки под голову.
– Странно как, – сказала Наташа. – Вот мы были в Найденовке не так уж давно, правда? А кажется, что уже прошло много-много лет, и будто это даже не я, а какая-то другая девочка была там, и похожая, и совсем не похожая...
– Конечно, – сказал Лешка, – все были другие.
– Почему? Только что стала больше, выросла?
– Обновилась. Как икона, – сказал Виктор. – Была некрасивая, а стала ничего себе...
– Придумал!
– Это не я придумал, ученые. Говорят, у человека каждые семь лет весь организм обновляется. Вместо старых появляются новые клетки. Всё меняется. И мускулы, и мозг, и кожа.
– Это только змеи меняют кожу. И ящерицы.
– Нашли о чем говорить! – сказала Кира. – Пойдемте лучше поищем родничок – пить хочется. В таких балках всегда есть роднички. Вода в них холодная и вкусная – прямо ужас... А ну давайте, кто скорее найдет!
Кира вскочила и побежала по дну балки. Виктор тоже поднялся и побежал.
– Догоняйте! – крикнула Кира.
Пестрое, в цветочках, платье её уже скрылось за кустами. Виктор оглянулся – Лешка и Наташа остались на месте. Догнать Киру оказалось трудно. Платье её, словно дразня, то появлялось, то скрывалось за кустами. Разбежавшись, Виктор почти наткнулся на неё. Кира, запыхавшись, остановилась и, откинув голову, дышала открытым ртом. Лицо её раскраснелось, платье на груди поднималось и опадало, поднималось и опадало... Виктору вдруг стало жарко. Он стоял на месте и смотрел на Киру, а сердце стучало всё сильнее, будто он продолжал бежать всё быстрее и быстрее. Сейчас... Вот сейчас, может быть... Нет, будет! Как с Нюсей...