Жесткая проба
Шрифт:
– Кстати, Витковский, мне давно не нравится ваша сводка. Вы намерены выполнять план? Раньше вы жаловались на несерийность номенклатуры. Теперь у вас идет спецзаказ, сплошь серийный. Долго вы ещё будете раскачиваться? Я вас предупреждаю...
– Да ведь, Михаил Харитонович...
– Причин для невыполнения нет. Оправдания меня не интересуют. Оправдывайтесь дома, например, перед женой.
– Михаил Харитонович!
В трубке резко щелкнуло. Отключил... Вот черт горбатый... Ребров и Яворский небось радуются, хохочут... И почему он – про жену? Просто так, к слову, или что-нибудь знает? Эта дурища грозилась идти в партком, жаловаться. Может, уже наболтала?.. Что этот длинный парень натворил?.. Надо её как-то успокоить. А то натреплет, нажалуется – опозорит так, что хоть с завода беги... И сыном надо заняться. Вчера опять пьяный пришел. Где он только деньги берет? Ходит в каких-то пестрых бабьих кофтах... Надо с ним построже, распустили... Вообще молодежь распустилась. Вот и этот тоже...
– В общем, давайте так, – прервал Витковский председателя цехкома, – напишите докладную, я ему влеплю выговор по приказу за хулиганство. Нечего с ними цацкаться, распустились... Иди работай!
Алексей не был ни подавлен, ни испуган. Что бы там Иванычев ни кричал, прав он, а не Иванычев. И Витковский просто грозится. Никакого приказа не будет, они же должны понимать...
Приказ появился перед обедом. Ефим Паника принес вкладыш для срочной разметки, в сердцах швырнул на плиту наряд.
– Допрыгался? – сказал он. – Я тебе сколько раз говорил: не зарывайся! Вот и пожалуйста, схлопотал выговор...
Никогда ничего подобного он не говорил, но теперь ему казалось, что он предупреждал, предостерегал Горбачева, и всё случилось так потому, что Горбачев его не послушался.
Алексей, не ответив, пошел к доске приказов. На узком листке бумаги на машинке было отпечатано:
«За хулиганский поступок, направленный на дискредитацию передовиков производства, разметчику А. Горбачеву объявить выговор.
Начальник цеха В. Витковский».
– Окрестили тебя? – раздалось у Алексея над ухом.
Из-за его спины читал приказ токарь Гладышев. Алексей поспешил уйти.
Всё-таки объявили... Ну ладно, Иванычев... А Витковский? Хоть бы спросил или что?.. Просто гад, и всё. Наверно, потому у него и сын такой. Зря он тогда вмешался, пусть бы дали как следует...
...Однажды, возвращаясь от Вадима Васильевича поздно ночью, Алексей услышал впереди на темной улице глухие удары, топот и хрип дерущихся людей. Он ускорил шаги. Под деревьями двое били одного. Тот уже не отбивался, прикрывал руками лицо и только дергался всем телом. Нападающие с двух сторон молотили его кулаками, пинали ногами. Алексей с налета треснул одного по уху так, что тот покатился по земле, схватил второго за шиворот, оторвал от избиваемого.
– Вы что... двое на одного?!
– Не лезь, а то сам получишь, – прохрипел тот.
– Я вот тебе получу! – встряхнул его Алексей так, что голова у него задергалась, как привязанная. Алексей с удовольствием почувствовал, что наука драчливых мальчишеских лет не забыта, что он – сильнее и справится с обоими. Пойманный попытался пнуть его ногой, тогда Алексей наградил и его такой же затрещиной. Первый тем временем поднялся, подбирался сзади. В темноте тускло блеснуло лезвие. Алексей перехватил его руку, заломил за спину, вырвав нож, швырнул его через забор, а потом, придерживая хулигана одной рукой, другой бил наотмашь и приговаривал:
– Не балуй... ножом!.. Не балуй ножом!..
Бил он уже озлясь, и когда отпустил хулигана, тот больше не пытался нападать, покачиваясь, отошел. Второй скрылся за деревьями. Из темноты они хрипло ругались и грозили:
– Погоди, сволочь! Мы тебя перестренем!..
– Иди, иди, а то догоню – добавлю!
Голоса смолкли. Избитый, всхлипывая, сморкаясь, пытался остановить кровь, текущую из носа. Поравнявшись с фонарем, Алексей без всякой радости узнал в избитом Олега Витковского. Они встречались только случайно, мимоходом и даже не здоровались: детские столкновения не были забыты ни тем, ни другим.
– Это ты? – сказал Алексей. – За что они тебя?..
Олег на вопрос не ответил.
– Я их еще поймаю... – с трудом проговорил он. – Попомнят!.. Соберу своих, тогда узнают...
– Ну ладно... – сказал Алексей. – Всего...
– Спасибо! Слышь... – вслед Алексею сказал Олег. – В случае чего...
Алексей махнул рукой и ушел. После этого Олег при встречах заговаривал, пробовал втянуть Алексея в свою компанию, но тому ни Олег, ни товарищи его – расфуфыренные пижоны – не нравились, и он от сближения уклонялся...
...О приказе сразу все узнали. Первым подошел Василий Прохорович.
– За что это тебя?
– За правду!.. Написал на «молнии», что Витька Гущин – липовый передовик, вот и... А что, разве неправда?
Василий Прохорович подергал седой ус.
– Правда-то правда... Только один на ней верхом, а другой норовит под ней ползком. Каждый хочет её по-своему взнуздать и в свою сторону повернуть...
– Что ж, правда – кобыла, по-вашему, её в любую сторону можно повернуть?
– Кобыла не кобыла, а... сколько людей – столько судей, судит каждый по-своему. Что человеку выгодно, удобно – то ему и правда.
– Так ведь есть же общая для всех, одна, настоящая?
– Есть. Обязательно есть!.. Только и на неё каждый из своего закута смотрит. Ну, и каждому кажется, что из его закута она виднее, правильнее... А повытаскивать из закутов не просто, люди там испокон веков обживаются. Слова всякие сколько ни говори – не поможет. А вот когда сама жизнь вытолкнет – другое дело... Тут она, вся правда, и обнаружится.
– Она не обнаружится, если ничего не делать.
– Делать надо, а в одиночку наскакивать не следует. Только лоб расшибешь, вроде как ты...
– Я не расшиб.
– Шишку, однако, тебе поставили. Изрядную.
Туманные разглагольствования Василия Прохоровича ничем не могли помочь. Не помогли и другие разговоры. Подходили многие. Одни возмущались и сочувствовали, другие посмеивались и советовали: «Плюнь! Что тебе, больше всех надо? Пускай выпендривается...»
В обеденный перерыв, когда Алексей сидел в скверике возле цеха, к нему подошел Голомозый, потоптался, сел рядом.
– Слыхал я, как давеча на тебя кричали... И приказ этот...