Жёсткая рекогносцировка
Шрифт:
— Патруль с рынка. Сказали, сейчас участковый подъедет с местным опером.
— Ну, пусть опрашивают. Там полно народу, кто-нибудь наверняка что-то видел.
— Да, они уже опрашивают. Пока — ничего...
Вот такие дела. Мы едем домой. То есть по Дмитровке на север. Собакин слушает рацию, настроенную на милицейскую волну. Никаких тебе «перехватов», «колец» и прочих мероприятий заградительного характера. Как-то у них всё вяло и неторопливо. Зато соплеменники Анвара шустрые — дальше некуда. Пока мы добрались до Тимирязевской, кто-то забрал труп. Нормально!
— «Таких не берут в космонавты»...
Собакин в приподнятом настроении. Послушал рацию, прибавил звук автомагнитолы, фальшиво подвывает.
— Таких не берут в космонавты...
Тупая песня. Если бы в прямом эфире расстреляли тех, кто её поёт, я бы, наверное, порадовался...
Я в трансе. Мне кажется, что это дурной сон: то, что сейчас происходит, мне видится как бы несколько со стороны, словно всё это не со мной... Кровь прилила к голове, в ушах щёлкает, как при перепадах давления, в горле комок, трудно дышать. В таком состоянии ясно и трезво размышлять непросто. А надо...
На моих глазах только что убили человека. Я, конечно, врач, видел немало травм, оказывал первую помощь в «полевых условиях» — на обочине, в машине, в канаве... Но такого — чтобы на моих глазах, с моей же подачи...
Нет, давайте сначала. Сначала они убили Исаева. Убили, убили, не сам он спрыгнул с крыши — теперь-то понятно... Потом меня попросили показать Анвара: «Встретиться надо». Показал. «Бах» — и нет человека. И спокойно уехали.
Да, он гад — героином торговал. Я знал его целый год, привык, приспособился, и даже перестал считать гадом, хотя, естественно, лучше он от этого не стал.
Я тоже торговал героином. Значит, тоже гад. Вывод? Нет, может, я сейчас плохо соображаю, чтобы отчётливо представить себе всю мотивационную подоплёку, разобраться в намерениях, которые движут этими людьми... Но я почему-то сейчас уверен, что...
— Гляди бодрей, всё нормально! — Собакин дружески хлопнул меня по плечу и весело подмигнул.
Хлопнул от души — ручища у него увесистая, и этим хлопком как будто выдрал меня из прострации.
Я — следующий. Это даже к гадалке не ходи.
Не умею прятать эмоции. Раньше никогда не надо было, практика отсутствует. Собакин, только глянув мне в глаза, мгновенно всё «расшифровал»:
— Гхм-кхм... Слушай, ну ты успокойся... В самом деле — всё нормально. За город выедем, я тебе всё объясню...
«За город»!
Жить мне осталось минут пятнадцать...
Когда миновали развязку у Петровско-Разумовского, я решился. Да, таких, как я, не берут в космонавты. Но тяга к жизни присутствует даже у такого никчёмного существа. Когда-то я этак сторонне размышлял, что неплохо было бы угодить под баржу и таким образом рассчитаться со всеми своими ошибками и проблемами.
Теперь я понял, что это всё наносное.
Я хочу жить. Я слаб по сравнению с Собакиным, мне с ним не тягаться. Ему даже пистолет не понадобится — голыми руками задушит.
Но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы спасти свою дрянную шкуру...
Ждать пришлось недолго: неподалёку от рынка наша машина встала на светофоре.
Ну, ноги, не подведите...
Дёрнул ручку — дверь не открывается.
Ещё разок. Безрезультатно. Замуровали!
Волна паники мгновенно смыла остатки здравого смысла и лишила возможности быстро соображать. Физиология тотчас же пустилась вразнос: сердце шибануло о грудную клетку так, что казалось, сейчас рёбра сломаются, и забухало с тяжкой отдачей, как баскетбольный мяч об тонкую трёхслойную фанеру.
— Тошнит? — озабоченно прогудел Собакин севшим на три тона голосом и медленно потянулся к бардачку. — Щас-ссс...
Нет, это у меня всё медленно. Кровь вязнет в жилах, виски вибрируют в такт тяжким ударам сердца, багровый мир вокруг загустел и набух.
Не боец я, увы. Надо бы сейчас двигаться молниеносно, соображать быстро, а получается всё наоборот. Вот так, наверное, и погибают в первом же бою такие, как я — обычные неподготовленные люди, не умеющие обуздать свою физиологию и просто впадающие в ступор перед лицом смертельной опасности.
— Нет ничего, — вязко сообщил Собакин, поковырявшись в бардачке. — Давай через окно, хрен с ним...
И, потянувшись через меня, нажал кнопку стеклоподъёмника.
Стекло поехало вниз.
Я послушно поволок тяжёлую голову в окно и взглядом зацепился за «утопленный» по самую шляпку штырёк блокировки.
Ду-би-на...
Разблокировал дверь, открыл, полез наружу.
— Эй, ты че делаешь...
На негнущихся ногах (это не метафора — ноги и в самом деле едва слушались, казались чужими) обогнул стоявшую в соседнем потоке «Газель»...
— Ты куда, Бубка? Совсем сдурел?!
...перемахнул через парапет и, подвывая от ужаса, бросился в переход.
— Извините... Простите... Пардон...
Народу много, это хорошо. Собакин в два раза толще, у меня преимущество. Ага, я, кажется, уже начал продуктивно соображать! Это хорошо, сейчас это очень кстати...
Попетлял по рынку, встал в укромном уголке, отдышался. Осмотрелся — массивной фигуры моего страшного попутчика нигде не было видно. Это ничего не значит: вызовет подмогу, прочешут рынок, быстро найдут. Надо быстрее двигать отсюда.
Быстро пересёк рынок, выскочил к стоянке такси.
— В Долгопрудный поедем?
— Хоть в Монте-Карло. Любой каприз за ваши деньги.
Сел, поехали. Кажется, никто не преследует. Уффф...
Поживём ещё.
Вроде бы выпал из ступора — вспотел, правда, как свинья. Врач ведь, мог бы догадаться: когда у тебя паника, надо двигаться. Перед лицом смертельной опасности организм самопроизвольно впрыскивает себе гормональный допинг: чтобы кровь лучше свёртывалась в случае ранения, чтобы можно было работать на пределе своих немалых возможностей. Если тупо сидеть на месте, можно запросто сдвинуть лыжи от «адреналинового передоза». Надо гонять кровушку, двигаться, драться, бежать...