Жестокая болезнь
Шрифт:
Ее накрашенные брови взлетают вверх.
— Блейкли, ты очень наивна, когда дело касается денег. Можно купить невиновность, и даже вину.
Я в замешательстве качаю головой.
— Не понимаю… — я прерываю мысли, поскольку стальная решимость в глазах моей матери выдает угрозу.
— Я уверена, что тот, кто действительно виноват в этом отвратительном преступлении, скоро будет найден, — она берет Рошель под руку для поддержки. — Тогда вся эта неразбериха останется позади.
Ванесса Вон снова на вершине пищевой цепочки.
Рошель поднимает
— За невезучего ублюдка. Пусть он сгорит в аду.
У меня кружится голова, когда становится ясным поразительное открытие. План Алекса подставить Брюстера. Он вовлек маму, а это значит, что у меня нет выбора, кроме как согласиться с ним.
Я должна увезти ее отсюда, чтобы защитить. От себя, от Алекса. От серийных убийц и опасных преступников.
— Мама, хватит безумных разговоров. Почему бы тебе не отправиться в круиз с Рошель?
Она усмехается.
— Послушай, Блейкли. Как думаешь, кто управлял бизнесом твоего отца и его связями? Думаешь, на ланчах и коктейлях построили половину Нью-Йорка? — она подходит ближе ко мне и понижает голос. — Моя дочь не погибнет из-за какого-то жуликоватого финансового консультанта-насильника.
Мое дыхание прерывается, в ушах гудит, заглушая звуки города. От суровой холодности в ее зеленых глазах у меня мурашки бегут по коже. Откуда она так много знает об Эриксоне?
— Послушай свою маму, милая, — говорит Рошель, прерывая мои тревожные мысли. — Этот город безумен. Но деньги правят. Позволь нам защитить тебя.
— Да, окей, — говорю я, но слушаю вполуха, перечисляя события сегодняшнего утра. Алекс бы не успел рассказать моей маме обо всей ситуации. О репутации Эриксона Дейвернса мама уже знала, но точно не через клуб трофейных жен.
— Ты знала, кто были мои клиенты, — говорю я ей, и в моем тоне звучит тяжелый подтекст. — У тебя… был к ним доступ. Ты следила за ними сама.
Она поднимает подбородок, убирает челку со лба.
— Работа матери — убедиться, что ее ребенок защищен. Независимо от того, ценит она это или нет.
Я ошеломленно смотрю на Рошель, затем снова на маму.
— Последние шесть недель ты знала? И не сказала мне ни слова?
Мимолетное чувство вины появляется в складках на лице моей матери, прежде чем она умело скрывает это выражение улыбкой.
— Ты бы сказала мне правду? — требует она. — Если бы твой адвокат не связался со мной…
— Он не мой адвокат, — огрызаюсь я.
— Ты ни разу не приняла мое предложение о помощи, — продолжает она, ничуть не смутившись. — Если бы… кто-бы-ни-был-этот-мужчина не связался со мной сегодня, ты бы совершила серьезную ошибку, Блейкли. Вся ситуация уже улажена.
— Как?
Она пожимает плечами, как будто избавление дочери от обвинения в убийстве — это очередная обязанность светской львицы.
— Мне не нужно было знать подробности. Как уже сказала, я знаю свою дочь. Я также знаю, что есть жертва, девушка, которой нужна была небольшая финансовая поддержка, чтобы убедить ее в потере
Она была без сознания. Девушка, на которую Эриксон напал в переулке, была в отключке. Клянусь, я проверила. Я убедилась, что она жива, но она не видела моего лица. И даже если бы мельком увидела, она была травмирована. Воспоминаниям нельзя доверять. Она никак не смогла бы выделить меня из толпы.
— Мысленно перебираешь все эти незавершенные дела? — мама самодовольно потягивает свой напиток. — Не за что, доченька.
Моя мама заплатила жертве. Значит, у нее был способ найти ее. Кто-то из участников расследования помог. Офицер или детектив. Или даже сам чертов комиссар полиции.
У меня нет слов, чего никогда раньше не случалось, когда дело касалось Ванессы.
— Спасибо, — это все, что мне удается сказать.
— Конечно, — выражение ее лица смягчается, когда она изучает мое лицо. Я уверена, что мое проявление эмоций ее тревожит. Она вздыхает, затем: — У тебя не было серьезных неприятностей. Эта девушка вспомнила твое описание только как свидетеля. Кое-кто связался со мной, я просто убедилась, что твое имя нигде не упоминалось в ходе расследования.
Потому что она знала, что Эриксон — это моя месть. Потому что она знает, что ее дочь психопатка. Хоть и не была уверена, она подумала, что я, возможно, убила человека.
А сегодня Алекс подтвердил ее предположение.
— А теперь, — говорит она, — давайте устроим поздний завтрак. Нужно заесть эти мимозы перед педикюром.
Но, прежде чем войти внутрь, она добавляет:
— О, еще кое-что, — она проводит ногтями по моим мелированным локонам, чтобы распутать пряди, перекинутые через плечо. — Вэнсон, или кто бы ни был этот мужчина в моем пентхаусе, он знает больше, чем следует. Так что… постарайся им воспользоваться. У него хорошее телосложение. Кто его родители?
Я слегка качаю головой, нисколько не удивленная тем, что для Ванессы моя личная жизнь важнее убийства. Но сегодня она удивила меня, по крайней мере, один раз.
Я никогда раньше не спрашивала совета у своей матери, так что это непривычно и странно.
— Как воспользоваться?
Рошель издает горловой смешок.
— Если ты не знаешь, как, тогда ты чертовски глупа. Потому что у этого парня на лице написано, как он хочет, чтобы ты им воспользовалась.
Мама вздыхает.
— Блейкли, ты, прихрамывая, бродила по моей террасе, на тебе ожерелье из синяков, которые могли появиться только от секса.
— Грубого, грязного секса, — парирует Рошель.
— Он позвонил мне сегодня утром, беспокоясь о тебе, — говорит мама. — Это значит, что вся власть в твоих руках…
— Яйца, — перебивает Рошель. — Яйца в ее руках, Ви, — она подмигивает мне, прежде чем надеть солнцезащитные очки.
Ванесса издает нетерпеливый звук.
— Постарайся наслаждаться той частью жизни, которая не сводится только к работе и мести, — говорит она. — Развлекайся. Только не подпускай его близко к прессе.